На фронте затишье

Спрыгиваем вниз на мерзлые кочки. Через передний люк вылезает Бубнов — командир нашего взвода управления. За глаза мы любовно называем его «лейтенантом первого ранга», потому что он настоящий моряк, а в самоходном полку оказался случайно: направили после госпиталя.

Худощавый, среднего роста, в зеленой шинели, которая застегивается не на пуговицы, а по-солдатски — на проволочные крючки, внешне лейтенант ничем не примечателен. От своих подчиненных он отличается лишь меховой офицерской шапкой да широким флотским ремнем — памятью о морской службе.

— Это ты наверху топал? — спрашивает Бубнов Смыслова.

Юрка отворачивается в сторону, словно что-то рассматривает. Затем принимает позу обиженного:

— Топают только лошади, товарищ лейтенант. А вальс-чечетка — это, между прочим, искусство!

Шутливую перебранку между Смысловым и командиром взвода мне уже приходилось слышать не раз. Но сейчас Бубнов, видимо, не хочет принимать Юркин вызов.

— Ну и дорожка, — ворчит он, устало потягиваясь и расправляя затекшие плечи. — Я думал, гусеницы вывернет. На наших коробках хорошо по ровной дороге ездить. А когда гусеницы упираются в степки канавы, их начисто может сорвать…

Бубнов вспоминает подобные случаи во время осеннего двухсоткилометрового марша самоходок. Юрка его поправляет, спорит с ним. Но в конце концов оба приходят к выводу, что механики-водители тогда отличились и следовало бы их наградить.

К машине подходят командир батареи старший лейтенант Грибан и начальник полковой разведки капитан Кохов. Они полная противоположность друг другу. Кохов — невысокий щуплый брюнет с припухлыми губами, крупным носом и юркими темными глазками, едва светящимися из узеньких щелочек между ресницами. Когда он смеется, глаза его почти совсем исчезают, так как щелки смыкаются. В такие минуты кончики его зеленых капитанских погон со сверкающими артиллерийскими эмблемами ползут вверх, плечи приподнимаются. И он чем-то становится похож на задиристого, нахохлившегося петушка.

Кохов один из самых молодых офицеров полка. Ему двадцать один. Даже удивительно — когда он успел «заработать» капитанское звание, дослужиться до начальника разведки полка.

Грибан года на два постарше. Высокого роста, могучий, широкоплечий. У него бронзовое от загара лицо с темными глубоко сидящими глазами, которые всегда смотрят внимательно, изучающе.

О комбате рассказывают, что в разгар боя он может скрутить цигарку, закурить и как ни в чем не бывало наблюдать за фашистскими танками, движущимися на батарею. Он любит подпускать их поближе. И, наверное, именно поэтому его наводчики сожгли «тигров» и «фердинандов» больше, чем три остальные батареи.

Сейчас комбат и начальник разведки всерьез озабочены.

— Ничего себе обстановочка, — ворчит Кохов. — На гребешке полсотни саперов и больше никакого прикрытия. И вообще ситуация…

Оказывается, один конец балки, которая подпирает нашу высотку гигантским ухватом, уходит в расположение немцев. Но самое худшее, что соседнюю высоту, горбатящуюся слева могильным курганом, не обороняет никто. Только в полутора километрах отсюда начинаются окопы стрелкового батальона.

— К нашему штабу днем не пройти, — продолжает Кохов. — Дорога пристреляна немцами. Они бьют по ней из крупнокалиберных пулеметов.

— Значит, придется обороняться и на север, и на юг, и на запад? — бесцеремонно вмешивается Юрка в разговор офицеров. Кохов снисходительно косится на него и иронически усмехается!

— Смыслов как в воду глядит. Ему бы давно батальоном командовать.

Грибан, еще не проронивший ни слова, внимательно поглядывает на Юрку.

— Ты, Смыслов, после будешь прогнозы давать. А пока помолчи, — говорит комбат недовольным тоном. Он поворачивается к Кохову и Бубнову:

— Надо связаться по радио со штабом полка.

Это уже относится к нам обоим? радисты здесь только мы с Юркой.

— Чтобы связь была как часы! — кивает нам Кохов. — Волну не забыли?

Я знаю, Смыслов недолюбливает Кохова. Поэтому он всегда разговаривает с ним нехотя, нисколько не стесняясь его капитанского чина. Так и сейчас.

— В какой коробке будем работать? — сухо переспрашивает Юрка.

— Идите в мою. Вон, крайняя слева. Там Левин за старшего. — Грибан указывает на ближайшую самоходку, возле которой вооружившиеся лопатами батарейцы уже роют окоп.

Наводчик Сергей Левин мой земляк — горьковчанин. Мы успели с ним подружиться? на фронте земляки сходятся быстро, с первого разговора. И я откровенно рад, что встречусь с ним здесь, на передовой.

Вслед за Юркой спускаюсь в люк комбатовской самоходки. Не успеваю оглядеться, как кто-то сжимает мне плечи, оттаскивает от люка в сторону.

— Ты разве здесь? — Левин держит меня мертвой хваткой — руки у него тяжелые, сильные.