На главном направлении

Больше всего бойцы в госпиталях жаловались на нехватку табака и писчей бумаги. Недовольны были и отсутствием фотографов — каждому хотелось послать родным свой снимок, идет война, мало ли что случится. Но были не только жалобы. Многие раненые с благодарностью говорили о том или ином враче, медсестре, няне, о навещавших госпиталь серпуховских гражданах. В одном госпитале мне пришлось услышать слова благодарности хирургу Хмаре. Я удивился, знакомясь с этим хирургом, совсем молодой девушкой, почему-то ожидал увидеть пожилого и опытного врача. И уж никак я не мог предположить, что впоследствии Елена Дмитриевна Хмара и я станем навсегда неразлучны.

Много хлопот доставлял нам железнодорожный мост через Оку у Серпухова. В тревожные октябрьские дни 1941 года, когда положение на фронте было неустойчивым, командарм объявил мне, что я лично отвечаю за своевременность и полноту разрушения железнодорожного моста. При этом напомнил об алексинском мосте, по поводу которого тогда еще продолжалось следствие. Серпуховский мост надо было разрушить до основания.

Мост этот, вероятно, известен многим. Если соседний с ним автомобильный мост был знаменит в то время своей ветхостью и невероятно скрипел, когда по нему проезжали, то прочный и изящный железнодорожный мост являлся гордостью нашей технической мысли. И вдруг такой красавец окажется изуродованным и повергнутым на дно реки…

Почему это задание возложили на меня? Потому, что мой штаб располагался в самом городе, неподалеку от железнодорожного моста. При возможной передислокации мыслилось, что управление тыла армии будет отходить позже первого эшелона штаба армии, и начальник тыла сможет дать в нужный момент команду на взрыв. Ведь речь шла об объекте стратегического значения: поспешишь со взрывом — причинишь огромный ущерб; опоздаешь — противник воспользуется уцелевшим мостом.

Несколько раз я и представитель службы военных сообщений армии выезжали на мост, проверяли надежность приготовлений к взрыву. К каждой балке были подвешены гирлянды шашек, во всех опорах — метровые ниши, в них заложили взрывчатку. Вся эта сложная система соединялась проводами. В специальном укрытии, недалеко от моста, находился сержант с подрывной машинкой. От движения его руки зависела судьба столь важного сооружения: стоило ему лишь повернуть ручку этой машинки на несколько градусов, чтобы мост превратился в бесформенную груду металла. Навещая саперов-мостовиков, я видел по лицу сержанта, что он понимает трагизм возложенной на него задачи.

Противник в течение нескольких недель вел методический обстрел моста из дальнобойных орудий, и лед был испещрен множеством лунок от снарядов. Однако не было случая, чтобы снаряд попал в балку или опору.

Советские войска, отстоявшие подмосковные рубежи, спасли мост от разрушения. Проезжая по этому мосту в послевоенные годы, я всякий раз живо вспоминаю то трудное время.

В октябре и ноябре наши войска отражали непрерывные атаки противника и одновременно готовились к решающим боям. Накопление боеприпасов для предстоящего контрнаступления считалось самой неотложной задачей, причем основным способом накопления являлась экономия их. Строжайше запрещалось вести артиллерийский огонь по малозначимым целям. Расход планировался поштучно, по два-три выстрела на орудие в сутки — так мало было снарядов. Можно себе представить, как обидно бывало артиллеристам видеть перед собой цель и не дать по ней залпа.

Однажды мне случилось быть в деревне, одну половину которой занимали немцы, а другую наши. На южной окраине стояла полковая батарея. Ее командир отдал мне рапорт и доложил о наблюдаемом передвижении противника группами на противоположном конце улицы. Я спросил, почему он не накроет их огнем.

— К сожалению, не имею права, — огорченно доложил он. — Суточную норму мы уже израсходовали.

Я пообещал ему в виде исключения пополнить запасы снарядов (и даже с лихвой), если он не упустит благоприятного момента.

После нескольких метких выстрелов по видимой цели передвижение людей на стороне противника прекратилось, и воцарилась длительная тишина. Наши артиллеристы отвели душу.

В результате ежедневного подвоза боеприпасов с фронтовых складов и жесткой экономии в расходовании их к 5 декабря армия накопила не менее двух боевых комплектов, то есть по 160–200 снарядов на орудие. Этого было достаточно для артиллерийского обеспечения прорыва немецкой обороны.

В конце ноября и начале декабря на левом крыле Западного фронта продолжалась упорная борьба за стратегическую инициативу. Правда, вражеские войска еще не перешли к обороне, да и не стремились к этому, но и наступать по ранее принятому плану им уже не хватало сил.