На главном направлении

Лишь на мгновение наступившее просветление позволило ему увидеть падающую стену завода «Красный Октябрь» и огромные извержения земли, кирпича, металлических конструкций, подброшенных взрывами бомб над территорией тракторного завода.

— Заводы рушат, мерзавцы! — заскрежетав зубами, проговорил Фомин.

Где-то перед домом рявкнула упавшая бомба. Дрогнувшая стена оттолкнула Александра Ивановича в угол. Гром взрыва на какое-то мгновение отстал от этого толчка и влетел в комнату уже через покосившееся окно. «Миновало», — мелькнуло в сознании Фомина.

Дотянувшись рукой до телефона, он закричал в трубку:

— Вижу! Справа…

— Продолжайте наблюдать, — спокойным голосом прервал его генерал Пожарский.

«Мой доклад его не интересует, — с огорчением отметил про себя Александр Иванович. — Справа вражеская артиллерия поджигает дома рабочего поселка; значит, туда фашисты бросят свои силы в первую очередь, а генерал даже и не дослушал до конца. И почему он не отпустил меня обратно в степь, чтобы найти свой полк?! Стой тут и смотри, как фашисты разрушают родной город. В такое время лежать бы за пулеметом да косить их…»

Надо как-то вернуться в полк. Фомин вспомнил поручение комиссара полка разыскать сына погибшего майора и начал мысленно ругать себя за растерянность перед генералом, когда тот увез от зенитчиков мальчишку.

Задумавшись, Александр Иванович не заметил, как возле него оказался адъютант Пожарского.

— Ого, да у тебя тут, оказывается, был погром, — сказал адъютант, оглядывая покосившиеся стены и провисший потолок. — Генерал приказал тебе идти отдыхать, а вечером, часов в девять, зайдешь к нему в штаб на беседу…

Как долго тянулось время!

Поглядывая на часы, Александр Иванович не мог найти себе места: может, в самом деле, генерал пошлет его в степь, чтоб разыскать свой полк.

Наконец стало смеркаться, и Фомин направился к штабу. Он торопился встретить Пожарского по дороге между штабом и основным наблюдательным пунктом. И не просчитался.

Всегда подвижной и легкий на ногу, генерал Пожарский шел тихо, опустив усталую голову на грудь. Вспыхнувшая ракета осветила его запыленное лицо с потрескавшимися губами и воспаленными глазами. Шинель, каска, почерневший бинт на поврежденной руке — все говорило о том, что в минувший день генерал не раз побывал под бомбежкой и обстрелом.

— Ну что ж, пойдем, порадую, — сказал Пожарский, здороваясь левой рукой.

В своем блиндаже генерал развернул перед Фоминым карту, испещренную синими стрелами вражеских колонн, устремившихся к Сталинграду. Местами эти стрелы достигли города: одни сходились у центра Сталинграда, другие — в районе элеватора. Много стрел со значками «танки», «пехота» воткнулось уже в рабочий поселок тракторного завода. Но не это привлекло внимание Фомина. Он следил за карандашом генерала, который красным пунктиром обозначал извилистую линию от Россошек до Мокрой Мечетки. Поставив огненно-красный кружок на окраине рабочего поселка, генерал произнес:

— Вот они где теперь, твои однополчане…

У Фомина не нашлось слов, чтобы выразить чувство радости.

— Теперь можешь идти к своим, — слегка улыбаясь, предложил Пожарский и, видя, что Александр Иванович готов бежать, кивнул на стул: садись, мол, сначала побеседуем.

Александр Иванович присел.

— По приказу командующего армией, — не торопясь, начал Пожарский, — твой полк отводится в резерв. Нужно пополниться оружием, боеприпасами и личным составом. Передай командиру полка — к нему идет пополнение… Да, кстати, скажи Титову — он теперь командует полком, — что мы придаем ему самый лучший артиллерийский дивизион. А насчет Кости…

— Товарищ генерал, — прервал Пожарского Фомин, — за судьбу Кости Пургина я отвечаю перед комиссаром Титовым. Я хотел отправить его к себе домой…

— Ну вот что, Александр Иванович, о Косте как-нибудь потом посоветуемся, а сейчас иди в полк…

* * *

Явившись в полк к Титову, Александр Иванович в ту же ночь был направлен на паромную переправу — встречать пополнение.

В первой маршевой роте его внимание привлек высокий, плечистый бронебойщик Михаил Зернов.

Когда над причалами вспыхнул ослепительно яркий свет фонаря, сброшенного на парашюте с немецкого бомбардировщика, и люди побежали в разные стороны, прозвучал властный голос Зернова:

— Ложись, замри!..

Взяв у товарища винтовку, Зернов двумя меткими выстрелами погасил фонарь.

— А теперь можно встать, — как бы между делом, шутя, сказал он. Такое спокойствие бронебойщика понравилось Александру Ивановичу. И, как только рота пришла в полк, он тотчас же представил бронебойщика Зернова командиру полка Титову.

— Откуда родом? — спросил Титов бронебойщика.

— Из Сибири.

— Воевал?

— Малость.

— Сколько же?

— Сто дней в Севастополе и здесь две недели.

— Как здоровье?

— Отремонтировали вроде солидно, больше недели в Ахтубинском госпитале нежился.