На глубоких виражах

"Враг готовится к нанесению удара, - говорил Хрущев на совещании начальников политотделов. - Для нас дорог каждый день. Политработа - это все то, чем живет боец, Состояние оружия, учеба, питание - все- это входит в круг работы политработников. Требуется немедленно поднять политработу на более высокий уровень".

Военные советы, политорганы, партийные и комсомольские организации развернули напряженную деятельность по повышению политико-морального состояния войск, воспитания у солдат и офицеров непоколебимой стойкости, чувства ответственности за удержание рубежа, который занимала их часть. И воины клялись: "Мы уничтожали и уничтожили гитлеровскую гадину под Сталинградом, уничтожим ее и здесь, под Орлом и Курском. Будем стоять насмерть. Враг не пройдет! Наступать будем мы!"

Как и всегда, в особо трудные минуты советские войска, готовясь к тяжелым боям, обращались мыслями к родной Коммунистической партии. Тысячи солдат и офицеров вступали в ее ряды, выражен этим свою беззаветную преданность партии и народу. К началу оборонительного сражения более восьмидесяти процентов командиров полков, батальонов, рот, взводов были коммунистами.

Наступил июль. Сводки Совинформбюро пока неизменно гласили: "На фронте ничего существенного не произошло". Но это было предгрозовое затишье.

Чудовищно огромное скопление войск и техники" ожидало битвы.

Сражение началось на рассвете пятого июля. Накануне мы осмотрели с воздуха район предстоящих боевых действий. Это было тем более необходимо, что местность представляла собой удивительной однообразную равнину, лишь кое-где пересеченную небольшими оврагами и балками, Ориентиров абсолютно никаких.

Однажды, возвращаясь из полета, мы долго кружили над степью, разыскивая свой аэродром. Судя по часам, мы уже давно должны прилететь. В сердцу стала закрадываться тревога: горючее на исходе, местность совершенно незнакомая. По компасу ориентироваться абсолютно невозможно: влияние Курской магнитной аномалии... Положение складывалось безвыходное. Сажать самолеты на брюхо в поле? Что делать?

Я отдал команду по радио:

- Кто знает дорогу - выходи вперед. Самолеты продолжали бестолково кружиться: дороги никто не знал.

К счастью, вдали показалась колонна пехоты - до батальона. Мы снизились и рассмотрели: наши! Тогда я, с трудом удерживая машину в горизонтальном положении, оторвал клочок карты и нацарапал карандашом: "Где Новый Оскол? Покажите". Засунул записку в перчатку и, чуть не задевая пехотинцев по головам, бросил перчатку на землю.

Пехотинцы подобрали перчатку. Скоро десятки рук вытянулись в одну сторону, указывая нужное направление. Через семь минут мы нашли свой аэродром. Один самолет еле дотянул до места и приземлился на самой границе поля.

Происшествие это заставило нас задуматься всерьез. Во время боевых действий отсутствие верхних ориентиров могло оказаться плачевным. И вот по просьбе летчиков прямо на земле были нарисованы указатели: огромные стрелы шириной пять метров и длиной метров пятьдесят...

Вечером 4 июля меня вызвал Федор Телегин. Когда я вошел в отгороженный уголок командира полка, Федор, не дав мне доложить, как того требовал устав, поманил рукой:

- Заходи, заходи. Садись, смотри.

Тут же я узнал, что пришел приказ завтра на рассвете вылетать на Харьков бомбить аэродром. Собственно, основную "работу" будут выполнять штурмовики, мы же, как обычно, идем в прикрытие.

- Значит, что же, началось? - спросил я.

- Начинается!

Телегин догадывался о масштабах предстоящих сражений, однако действительность скоро превзошла все наши ожидания.

Советскому командованию стало известно, что операция "Цитадель" начнется завтра, и оно решило нанести по скопившимся для наступления войскам противника мощный удар артиллерии и авиации.

Мы вышли из землянки. Стояла тихая звездная ночь. Невольно подумалось, что в такую вот ночь самым приятным звуком был бы глухой стук возвращающейся с поля брички, или конский храп и звяк пут, когда стреноженная лошадь вдруг делает неуклюжий скачок по мокрой от росы траве. Ребятишки, приехавшие в ночное, разложили бы небольшой костер, и он сиротливым огоньком уютно светился бы в непроглядной черноте ночи...

О многом может задуматься в такую тихую июльскую ночь человек на войне. И не верилось, что на сотни километров вокруг сейчас скопилось, замерло и ждет условного сигнала такое количество самой совершенной техники, что, обрати ее человек не на взаимное смертоубийство, а на мирный созидательный труд, жизнь на земле стала бы прекрасной, без войн, эпидемий и голода.

Июльская ночь коротка. Едва только забрезжило на востоке, раздался рев множества авиационных моторов. Сначала в воздух поднялись два полка ИЛов.

Штурмовики построились в свой обычный боевой порядок и плотной грозной тучей двинулись на запад. Там еще было темно.

Следом за штурмовиками взмыл и наш полк.