На голоде

Возвращение было чудесное, и, когда холостяки давали рождественский бал, Вилльям была неофициально, так сказать, главной и почетной гостьей старшин клуба, которые могли устроить все чрезвычайно приятно для своих друзей. Она танцевала со Скоттом почти все танцы, а остальное время сидела в большой, темной галерее, выходившей в великолепный зал, где блестели мундиры, звенели шпоры и развевались новые женские платья и где четыреста танцоров кружились так, что флаги, которыми были задрапированы колонны, стали развеваться, уносимые вихрем.

Около полуночи с полдюжины не любивших танцы пришли из клуба, чтобы сыграть серенаду, – то был сюрприз, приготовленный старшинами. Прежде чем присутствующие могли сообразить что-либо, оркестр умолк и невидимые голоса запели «Добрый король Венцеслав».

Вилльям, сидя на галерее, подпевала и отбивала такт ногой:

Иди за мной вослед, мой паж,
Вослед твоей любви!
Настанет время – в зимний хлад —
Замрет огонь в крови!

– Надеюсь, что они споют еще что-нибудь? Не правда ли, как красиво это пение, вдруг раздающееся из темноты? Посмотрите-посмотрите, вон миссис Грегори вытирает глаза!

– Это несколько напоминает родину, – сказал Скотт. – Я помню…

– Тс! Слушайте, милый!.. – И снова раздалось пение.

Они сидели все вокруг.

– Ах! – сказала Вилльям, придвигаясь ближе к Скотту.

Господень Ангел к ним сошел —
И осиян был славой луг.
«Не бойтесь, – Ангел им сказал
(Смущенных, страх их обуял), —
Я радость возвестить сошел:
Спаситель на землю пришел!»

На этот раз глаза вытерла Вилльям.