На горах (Книга 1, часть 2)

Больше недели прошло с той поры, как Марко Данилыч получил письмо от Корнея. А все не может еще успокоиться, все не может еще забыть ставших ему ненавистными Веденеева с Меркуловым, не может забыть и давнего недруга Орошина. С утра до ночи думает он и раздумывает, как бы избыть беды от зятьев доронинских, как бы утопить Онисима Самойлыча, чтобы о нем и помину не осталось. Только и не серчал, что при Дуне да при Марье Ивановне, на Дарью Сергевну стал и ворчать и покрикивать.

Рвет и мечет Смолокуров. У приказчиков, у рабочих каждая вина стала виновата - кто ни подвернись, всякого ни за что ни про что сейчас обругает, а расходится рука, так, пожалуй, и прибьет, а что еще хуже, со двора сгонит. В иную пору не стали бы у него рабочие ни брани, ни побой терпеть, теперь все они безответны. Ни в дому, ни на прядильнях, ни на лесном дворе вот уж два месяца с великого еще поста громкого слова не слышно.

Все присмирели, все бродят, как тени, ни живы ни мертвы... Такое время было: пролетье (Конец весны.) проходит, петровки на дворе; а по сельщине, деревенщине голодуха. В летошном году везде был недород, своего хлеба до масленицы не хватило, озими от голой зимы (Голая зима - бесснежная. ) померзли, весной яровые залило, на новый урожай не стало никакой надежды. Покупной хлеб дорог, нового нет, Петров день не за горами - плати подати да оброки. В каждой семье лишний рот стал накладен, оттого рабочие и дорожили местами. В иное время у Марка Данилыча работники - буян на буяне, а теперь от первого до последнего тише воды, ниже травы, ходят, как линь по дну, воды не замутят. Нужда учит обиды терпеть.

Пришел троицын день, работные избы и деловые дворы у Марка Данилыча опустели. Рабочие из соседних деревень пошли домой справлять зеленые святки, дальние гурьбой повалили в подгородную рощу, гулянье там каждый год бывает на Троицу. И в доме было нелюдно. В густом тенистом садике, под старыми липами и цветущей сиренью, вечером троицына дня сидел Смолокуров за чаем с Дуней, с Марьей Ивановной, с Дарьей Сергевной. Пили чай на прохладе - тоже зеленые святки справляли. Ради праздника немножко повеселел Марко Данилыч, забыл на время астраханские заботы. Напились чаю, наговорились, в это время надвинулись сумерки. Василий Фадеев, убирая самовар, раболепно наклонился к хозяину и шепнул ему на ухо:

- Корней Евстигнеев приехал.

- Как? - вскрикнул Марко Данилыч, вскочив с дерновой скамейки.- Что случилось? Что ж он нейдет?

- Наказывал доложить вашей милости, самим бы вам к нему пойти,- опять-таки шепотом сказал на ухо хозяину Фадеев.

- Это что за новости! - зычным голосом вскрикнул Марко Данилыч.- Тащи его сюда!

Василий Фадеев взялся было за опорожненный ведерный самовар, но...

- Успеешь! - Смолокуров гневно крикнул.- Корнея зови.

Склонив голову, зайцем в калитку Фадеев юркнул, но тотчас же назад воротился.

- Ну? - крикнул раздраженный Марко Данилыч.

- Ругается-с... Нельзя, говорит, ему на людях с вашей милостью разговаривать. Надо, говорит, однолично... Старик какой-то с ним...- пятясь от распалившегося хозяина, еле слышно прошептал Василий Фадеев.

- Не сметь умничать! Сию бы минуту здесь был! - во все горло закричал Марко Данилыч, забывши и про Марью Ивановну.

- Сыро что-то становится,- вставая с места, сказала Марья Ивановна.Пойдем-ка, Дунюшка, Марко Данилыч делами здесь займется.

И, взявши Дуню под руку, скорыми шагами пошла из саду. За ними тихими неровными стопами поплелась и Дарья Сергевна.

Увидев, что хозяин один в саду остался, Корней бегом подбежал к нему. Василий Фадеев пошел было за ним вслед, но тот, грубо оттолкнув его, запер калитку на задвижку.

- Чего толкаешься! - вскинулся на Корнея Фадеев.- Чать надо самовар принять да посуду.

- А ты ухай, да не бухай,- с наглой усмешкой молвил Прожженный.- Убрать поспеешь, а ежели вздумаешь уши навостривать, так я их тебе засвечу,- прибавил он, поднимая увесистый кулак.

- Это что такое? - вскрикнул Марко Данилыч, завидев Корнея.- От делов уехал без спросу, да и глаз еще не кажет... Сам хозяин изволь к нему бежать... Я, брат, этого не больно жалую.

- Ругани-то я много слыхал, меня руганью не удивишь,- сердито пробурчал Корней Евстигнеев.- Чем бы орать, лучше путем спросить, для чего я, побросавши дела, наспех приехал.

- Что случилось ? - уж без задора, но с тревожным беспокойством спросил Смолокуров.- Орошин, что ли?.. Аль еще что накуролесили зятьки доронинские?..

- Иная статья,- прищурив лукаво глаза и закинув руки за спину, промолвил Корней.

- Да говори же толком, леший ты этакой! Морить, что ли, вздумал меня? - во всю мочь закричал на него Смолокуров.

- Мокей Данилыч велел кланяться да про здоровье спросить,- с хитрой улыбкой протяжно проговорил Прожженный.