Здорово соснул Петр Степаныч после бессонной ночи, тряской дороги и плотного обеда. Под вечер от нечего делать пошел по городу бродить. Захолустный городок был невелик - с конца на другой поля видны. Местоположение неважное - с трех сторон болота, с четвертой косогор. Широкие прямые улицы и обширные необстроенные площади поросли сочной травой. Кроме немногих обитаемых чиновниками домов, все ставлены на подклетах,- дома обширные, высокие, из толстого сосняка да ельника. Сторона лесная, есть из чего хорошо и прочно построиться. Все ворота затворены, иные даже заперты, а на притолоке у каждых почти прибит на белой бумажке медный крест, и, кроме того, записочка с полууставною надписью: "Христос с нами уставися, той же вчера и днесь и во веки веков. Аминь". Значит, хозяева старой вере последуют...
Там и сям середь улицы вырыты колодцы, над ними стоят деревянные шатры на толстых столбах. Тихо, чуть не безлюдно повсюду - нет звуков в сонном городке. Разве где-нибудь прогудит струна шерстобита, зашурчит станок ложкаря. Из иных домов глухо доносится тихое, гнусливое пение женских голосов - всенощную там староверы справляют. Строго, сурово повсюду - ни вольной, как птица небесная, песни, ни веселого задушевного говора, ни бойких, спорливых разговоров, Куры, что копаются на улицах в песке, свиньи, что усердно разрывают на соборной площади луговину, и те делают свое дело тихо, смирно. Пустыня не пустыня, а похоже на то.
Почти весь город обошел Петр Степаныч, а повстречал либо пять, либо шесть человек. И каждый встречный с удивленьем останавливался, с любопытством глядел на незнаемого человека и потом еще долго смотрел ему вслед, узнать бы, куда и к кому держит он путь. Тоска напала на Самоквасова, и сильно он обрадовался, когда на всполье у казенных, давным-давно запустелых соляных анбаров, охраняемых, однако, приличною стражей из инвалидной команды, увидал он Феклиста Митрича. Тотчас к нему подошел.
- Гуляете? - с радушной улыбкой спросил у него Феклист.
- Да, вышел было немножко пройтись. Исходил весь город и живой души не встретил,- отвечал ему Самоквасов.
- Будни,- со сладкой потяготой зевая и набожно крестя разинутый рот, лениво промолвил Феклист Митрич.- Кому теперь у нас по улицам шляться?.. Всяк при своем деле - кто работает, кто отдыхает... Хоша и до меня доведись - нешто стал бы я теперь по улицам шманяться, ежели б не нужное дело... Не праздник седни, чтобы слоны-то продавать (Слоняться, слоны продавать, а также шманяться, шмонить, шмоничать - шататься без дела, бродить от безделья, отбывать от дела.).
- Разве у вас не гуляют после работы? - спросил Петр Степаныч.
- Гуляют, да только по воскресеньям и по праздникам,- отвечал Феклист Митрич,- по четвергам еще гуляют, потому что базар, а в будние дни почто народу гулять? День-то деньской над работой умаются, зашабашат - тотчас ко щам, а после щей на боковую... Город наш благочестивый, не бездельный какой-нибудь, все при деле. Маленький мальчишка и тот с утра до ночи ложки ковыряет. Встал, умылся, оделся, богу помолился, хлебца перекусил, и за тесличку (Тесличка (тесло) - железное орудие, употребляемое для выделки деревянных ложек.). Вон те так никоим путным делом не займутся,- примолвил Феклист, указывая на большой двухъярусный дом со множеством пристроек, со всех сторон его облепивших, и с закрытыми наполовину окнами.- Вон эти чернохвостые не орут, не сеют, а слаще да больше нашего едят. От нечего делать и пошли бы они, может быть, прогуляться, да ходу им на улицу нет, опричь того, что разве по самому нужному делу. Нельзя же черницам по улицам слоняться - не водится...
- А чей это дом? - полюбопытствовал Петр Степаныч.
- Келейницы живут,- ответил Феклист.- Мать Серафима оленевская. После дяди достался ей дом-от, она его летошний год и обрядила по-скитскому. Ишь сколь боковуш да светелок приляпала... Старицы к ней набрались и белицы; всего человек с пятнадцать теперь тут у нее живет. Как есть заправская обитель... Теперь у нас в городу много таких развелось и еще больше того разведется, потому что выгонка, слышь, скоро, матерей-то поразгонят. Загодя стали у нас селиться... Вишь, какие хоромы Манефа Комаровская городит. Тетенька вашей-то моложаны будет, сестра родная Чапурину.- Так говорил Феклист желчно и досадливо, указывая на недостроенные и еще не покрытые кровлями дома возле соляных анбаров на самом всполье.
- Три дома! - молвил Самоквасов, поглядев на Манефины постройки.
- Четыре,- перебил Феклист.-- Четвертой-эт позади. С руки тут им будет потаенного ли кого привезти, другое ли дельцо спроворить по ихнему секту (В православном простонародье вместо секта иногда говорят сект.), чего лучше как на всполье. И овраг рядом, и лес неподалеку - все как нарочно про них уготовано... Нашему брату, церковнику, смотреть на них, так с души воротит... Зачем они это живут... К чему?.. Только небо коптят. А пошарь-ка в сундуках деньжищ-то что? Гибель!..
- Зачем же мать Манефа так широко строится? - спросил Самоквасов.Незаконных вещей ведь она не творит...