На горах (Книга 1, часть 2)

- Это ты хорошо говоришь, то есть как надо по-божески, благочестиво,важно промолвил на то Марко Данилыч.- Только не знаю я, подберешь ли все, что надобится. Не мало ведь требуется и все почитай одинаких.

- Подберем сколько угодно,- отозвался Чубалов. - Ежели у меня не достанет, у холуйских доспеем. Сегодня же все готово будет.

- Ладно,- сказал Марко Данилыч и, вынув из бумажника памятцу (Памятца записка для памяти, памятная книжка.), продолжал свои речи:- Известно тебе, что после божия посещения сызнова я построился. Две связи рабочим, чтоб всех их в дугу скрючило, поставил... Все теперь начисто отделано, как с ярманки приеду, так и переведу их, подлецов, на новоселье. К тому времени и требуется мне божьего милосердия. Надо в кажду избу и кажду светлицу иконы поставить. А зимних-то изб у меня двенадцать поставлено, да шесть летних светлиц. На кажду надо икон по шести. Выходит без четырех целу сотню...

Понимаешь? Целую сотню икон мне требуется, да десятка с два литых медных крестов, да столько же медных складней. Да на кажду избу и на кажду светелку по часослову, да на всех с десяток псалтырей... Нечего делать, надо изубытчиться: пущай рабочие лучше богу молятся да божественные книги по праздникам читают, чем пьянствовать да баловаться. У меня же грамотных из них достаточно - пущай их читают, авось будут посмирнее, ежели страх-от господень познают... Вот по этой записке ты мне и отпусти... Видишь, каков я у тебя покупатель?.. Гуртовой... Потому и должен ты взять с меня супротив других много дешевле.

- Зачем с вас дорого брать? - молвил Чубалов.- Кажись бы, за мной того не водилось. В убыток отдавать случалось, а чтобы лишнее взять - на этот счет будьте спокойны. Сами только не будьте оченно прижимисты.

- Лишнего не передам, а что следует, изволь получать до копейки. На этот счет я со всяким моим удовольствием... Завсегда каждому готов,- важно и напыщенно проговорил Марко Данилыч, спесиво оглядывая по сторонам сидевших и стоявших.

- Разве что так,- прищурив глаз и глядя в лицо Смолокурову, молвил Чубалов.- А то ведь, ежели правду сказать, так больно уж вы стали прижимисты, Марко Данилыч.

- Что ты городишь? - громче прежнего заговорил Смолокуров.- Кто тебе такие речи довел про меня - наплюй тому в глаза.

- Не попадешь, Марко Данилыч, никак не изловчишься... Как самому себе в глаза можно плюнуть? - усмехнулся Чубалов.

- Что еще такое загородил? - с досадой молвил Марко Данилыч.

- А Марка-то Евангелиста с Евдокией забыли?

- То совсем иное дело,- медленно, важно и спокойно промолвил Марко Данилыч.- Был тогда у нас с тобой не повольный торг, а долгу платеж. Обойди теперь ты всю здешнюю ярманку, спроси у кого хочешь, всяк тебе скажет, что так же бы точно и он с тобой поступил, ежели бы до него такое дело довелось. Иначе нельзя, друг любезный, на то коммерция. Понимаешь?

Видит Герасим Силыч, что совесть у Смолокурова под каблуком, а стыд под подошвой, ничего ему в ответ не промолвил.

- Каких же во имя требуется? - спросил он у Смолокурова.

- Пиши, записывай,- стал высчитывать по записке Марко Данилыч.Восьмнадцать спасов - какие найдутся, таких и давай: иседниц, и убрусов, и Эммануилов (Термины холуйских иконников: седница - спаситель, сидящий на престоле; убрус - нерукотворенный образ; Эммануил - главное или пошейное изображение Христа в отроческом возрасте.).

Богородиц тоже восьмнадцать, и тоже какие найдутся - все едино... А нет, постой... отбери ты побольше Неопалимой Купины - знаешь, ради пожарного случая. Авось при ней, при владычице, разбойники опять не подожгут у меня работной избы (Неопалимой Купине молятся "ради избавления от огненного запаления".); Никол восьмнадцать положь да подбирай так: полдюжину летних, полдюжину зимних, полдюжину главных (Иконники зовут образ св. Николая в митре - зимним, без митры - летним, пошейный, до плеч,- главным.).

Останные три дюжины с половиной каких знаешь, таких и клади... Нет, постой, погоди... набери ты мне полторы дюжины мученика Вонифатия, для того, что избавляет он, батюшка, угодник святой, от винного запойства... В каждой избе, в каждой светелке по Вонифатию поставлю. Потому народ ноне слабый, как за работником ни гляди - беспременно как зюзя к вечеру натянется этого винища. На любого погляди вечером-то - у каждого язык ровно ниткой перевязан, чисто говорить не может, а ноги - ровно на воде, не держатся .. Вон и тогда, и на Фоминой-то, спьяну ведь избы-то у меня спалили... И себя, дурачье, не пожалели, живьем ведь сгорели, подлецы... Им-то теперь ничего, а мне убытки!

- Моисею Мурину от винного запойства тоже молятся,- вступил в разговор Иванушка.

- А я и не знал,- молвил на то Марко Данилыч, обращаясь к Герасиму Силычу.- Вонифатиево житие знаю, не раз читывал... А Моисею-то Мурину почему молиться велят?

- И он потому же,- свое продолжал Иванушка.- Сказано в житии его: "Уби четыре овцы - чужие, мяса же добрейша изъяде, овчины же на вине пропи".

- Верно? - спросил Смолокуров у Чубалова.

- Верно,- ответил он.