— Пора мне, очень пора, Марко Данилыч, — ответила Марья Ивановна. — Вот уж ведь две недели, как я у вас гощу. Братья, наверно, теперь домой воротились, ждут меня не дождутся.
— Успеете повидаться с ними, барышня, а нас бы еще хоть сколько-нибудь деньков порадовали… Дунюшка у меня совсем без вас стоскуется, — говорил Марко Данилыч.
С полными слез глазами прижалась Дунюшка к Марье Ивановне и шепотом просила ее:
— Хоть немножко погостите… Без вас с тоски помру.
— Нельзя, Дунюшка, никак нельзя, моя милая. В другое время наговоримся, — с ласковой улыбкой отвечала на горячие просьбы Дуни Марья Ивановна. — Через месяц буду в Фатьянке. Тогда, надеюсь, Марко Данилыч посетит меня на новоселье и тебя привезет. Ягоды поспеют к тому времени, за ягодами будем ходить, за грибами. Ты любишь грибы брать?
— Никогда не хаживала, — отвечала Дуня. — Не с кем.
— Ну, бог даст, со мной ходить будешь. Это очень весело. Вы позволите? — спросила Марья Ивановна, обращаясь к Марку Данилычу.
— С вами-то не позволить! — молвил Марко Данилыч. — А здесь точно что ей скучновато; подруг таких, с какими бы можно ей знакомство водить, нет ни одной у нас в городу. Купцов хороших ни единого, дворян хороших тоже нет, одно только крапивное семя — чиновники. А с ихними дочерями, с мещанками да с крестьянками не позволю я водиться Дунюшке. Народ балованный. Мало ли чего можно от них набраться.
— Могу вас уверить, Марко Данилыч, что ваша Дуня не такова, чтобы могла от кого-нибудь набраться дурного. Мало я встречала таких строгих к себе девушек, — сказала Марья Ивановна. — Бояться вам за нее нечего.
— Не о том речь веду, сударыня, — возразил Марко Данилыч. — Тут главная причина в том, что будет ей оченно зазорно, ежели с простыми девками она станет водиться. Не знаете вы, что за народ у нас в городе живет. Как раз наплетут того, что и во сне не виделось никому.
— Да, должно быть, ей скучно, бедненькой, — заметила Марья Ивановна. — А знаете ли, что мне пришло в голову, — прибавила она, немножко повременя. — Как-то вы мне говорили, что вам куда-то по делам нужно ехать. На месяц, помнится?
— Безотменно нужно, — отвечал Марко Данилыч. — В Астрахань, а оттоль в Оренбург, может статься!
— С месяц проездите? — спросила Марья Ивановна.
— Да, с месяц проезжу, — ответил Марко Данилыч. — Да навряд ли еще месяцем-то и управлюсь. Перед самым Макарьем придется домой воротиться.
— Отпустите-ка ко мне на это время Дунюшку-то, — сказала Марья Ивановна. — Ей бы было повеселее: у меня есть племянница ее лет, разве маленько будет постарше. Они бы подружились. Племянница моя девушка хорошая, добрая, и ей тоже приятно было бы видеть у себя такую милую гостью, и Дуне было бы весело. Сад у братьев огромный, десятинах на четырех, есть где погулять. И купанье в саду и теплицы. Отпустите, Марко Данилыч, привезу ее к вашему возврату в сохранности.
— Право, не знаю, что вам на это сказать, барышня, — молвил нерешительно Марко Данилыч. — Как же ехать-то ей к незнакомым людям?
— К каким незнакомым? Ведь она ко мне поедет? Обещали же ее ко мне отпускать? — сказала Марья Ивановна.
— К вам, барышня, в Фатьянку, значит. А как же я пущу ее к господам Луповицким? Ни я их не знаю, ни они ни меня, ни Дунюшки не знают, — говорил Марко Данилыч.
— Она не к Луповицким поедет, а ко мне, — возразила Марья Ивановна. — Ведь у меня и в Луповицах есть часть имения после матушки. Там и флигелек у меня свой и хозяйство кой-какое. Нет, отпустите ее в самом деле. Полноте упрямиться, недобрый этакой!
— Тятенька, пожалуйста! — тихо промолвила Дуня, склонивши русую головку на отцовское плечо. — Скучно мне ведь будет здесь — без тебя не буду знать, куда и деваться. Пожалуйста, отпусти!
А Дарья Сергевна так и сверкает глазами. Была бы ее воля, наотрез отказала бы.
— Отпустите, Марко Данилыч, — продолжала Марья Ивановна. — Каково в самом деле целый месяц ей одной быть. Конечно, при ней Дарья Сергевна останется; да ведь у нее и без того сколько забот по хозяйству. Дунюшке одной придется скучать.
— Одна не останется, об этом не извольте беспокоиться, — обидчиво промолвила Дарья Сергевна, злобно взглянувши на Марью Ивановну.
— Как же решите вы, Марко Данилыч? — спросила Марья Ивановна, не обращая вниманья на слова Дарьи Сергевны.
— Право, не знаю, что вам и сказать, — молвил в раздумье Марко Данилыч. — Дело-то, видите, новое, непривычное. Еще никогда она у меня в чужих людях не бывала.
— Так вы не доверяете мне, Марко Данилыч? Ай, ай, ай, как стыдно! Между друзьями так не делается, — с укоризной покачивая головой, говорила Марья Ивановна. — Согласились, да и слово назад. Не ожидала я этого.
— Тятенька, да отпусти же, ради господа, сделай такую для меня милость, — нежно обвивая руками отца, молила Дуня.
— Как тут устоишь, как не согласишься? — сказал, наконец, Марко Данилыч, гладя Дуню по головке. — Ну так и быть — поезжай.
Вспрыгнула от радости Дуня, схватила отцовскую руку и покрыла ее горячими поцелуями.