На горах. Книга первая

— Сию минуту, — молвил Чубалов и пошел наверх в палатку.

Подошел Марко Данилыч к тем совопросникам, что с жаром, увлеченьем вели спор от писания. Из них молодой поповцем оказался, а пожилой был по спасову согласию и держался толка дрождников, что пекут хлебы на квасной гуще, почитая хмелевые дрожди за греховную скверну.

— Да почему же не след хлеб на дрождях вкушать? — настойчиво спрашивал у дрождника поповец.

— Потому и не след, что дрожди от диавола, — отвечал дрождник. — На хмелю ведь они?

— На хмелю.

— А хмель-от кем сотворен?

— Творцом всяческих господом, — отвечал молодой совопросник.

— Ан нет, — возразил дрождник. — Не господом сотворен, а бесом вырощен, на пагубу душам христианским и на вечную им муку. Такожде и табак, такожде и губина, сиречь картофель, и чай, и кофей — все это не божье, а сатанино творение либо аггелов его. И дрожди хмелевые от него же, от врага божия, потому, ядый хлеб на дрождях, плоти антихристовой приобщается, с ним же и пребудет во веки… Так-то, молодец!

— А покажи от писания! — с задором отвечал ему на то молодой поповец.

— Изволь, — промолвил дрождник и, вынув из-за пазухи рукописную тетрадку, стал по ней громогласно читать: "… Сатана же, завистию распаляем, позавиде доброму делу божию и нача со бесы своими беседовати, как бы уловити род человеческий во свою геенну пианством, наипаче же верных христиан.

И выступи един бес из темного и треклятого их собора и тако возглагола сатане: "Аз ведаю, господине, из чего сотворити пианство; знаю бо иде же остася тоя трава, юже ты насадил еси на горах Аравитских и прельсти до потопа жену Ноеву…

Пойду аз и обрящу траву и прельщу человек". И восстав сатана со престола своего скверного, и поклонися тому бесу, честь воздая ему, и посади его на престоле своем… и нарече ему имя «пианый бес». И научи той пианый бес человека, како растити солод и брагу делати… Тако умудри его бес на погибель христианом"[347].

— А какое ж это писание? Кто его написал? В коих летех и кем то писание свидетельствовано?.. Которым патриархом или каким собором? — настойчиво спрашивал у старого дрождника молодой совопросник.

— Захотел ты в наши последние времена патриархов да соборов! — с укоризной и даже насмешливо ответил ему дрождник. — Нешто не знаешь, что благодать со дней Никона взята на небо и рассыпася чин освящения, антихрист поплени всю вселенну, и к тому благочестие на земле во веки не воссияет…

— Не «Цветником», что сам, может, написал, а от писания всеобдержного доказывай. Покажи ты мне в печатных патриарших книгах, что ядение дрождей мерзость есть пред господом… тем книгам только и можно в эвтом разе поверить. — Так говорил, с горячностью наступая на совопросника, молодой поповец. — Можешь ли доказать от святого писания? — с жаром он приставал к нему.

— Могу, — спокойно отвечал дрождник. — Проклятие на дрожди в десятой кафизме положено, во псалме Давыдове: «Исповемся тебе, боже». Забыл?.. «Дрождие его не изгидошася испиют вси грешние земли»[348]. Ну-ка, ответь, что сии словеса означают?

— Да где же тут проклятие-то? — спросил несколько озадаченный поповец. — На дрожди-то где проклятие? Проклятие на дрожди покажь ты нам!

— Изгидошася! Что означает, по-твоему, это самое слово? Как скажешь? — спрашивал молодого поповца седоватый дрождник и проговорил свои слова так властно и решительно, будто спорный вопрос о догмате на Вселенском соборе решал.

— Изгидошася?.. Ты говоришь: «изгидошася»…— начал было отвечать ему смущенный нежданным вопросом поповец. — А ну-ка, сам скажи мне, что такое означают те святые словеса Давыдовы?

— Изгидошася…— решительно сказал дрождник, будто тем словом все писание истолковал.

— Да что ж такое означает то слово «изгидошася»? — приставал рьяный в словопрениях молодой, но много начитанный поповец.

— То и означает, что прокляты дрожди. Одно слово — «изгидошася»… Понимаешь али нет? — Толковал свое дрождник. — Изгидошася — проклято значит. Вот тебе и сказ.

И доспорились до раздраженья, особливо молодой. Глаза горят, лицо пылает, кулаки сжаты, а что такое «изгидошася», ни тот, ни другой не разумеют.

Таковы у раскольников богословские прения. Только и толков, только и споров, что можно ли квашню на хмелевых дрождях поставить, с кожаной аль с холщовой лестовкой следует богу молиться, нужно ли ради души спасения гуменцо на макушке выстригать. А чаще и больше всего споров ведется про антихриста, народился он, проклятый, или еще нет, и каков он собой: «чувственный», то есть с руками, с ногами, с плотью и с кровью, или только «духовный» — невидимый и неслышимый, значит духом противления Христу и соблазнами рода человеческого токмо живущий…

Много таких споров, много и толков сыздавна идет на Руси середи простого народа… А сколько иногда в тех спорах бывает ума, начитанности, ловкости в словопрениях, сколько искусства!.. И весь этот народный ум дрождями, лестовками да антихристом занят!..