На горах. Книга первая

— Какие дела?.. Ни с ним, ни с родителем его дел у меня никаких не бывало, — маленько, чуть-чуть смутившись, ответил Доронин. — По человечеству, говорю, жалко. А то чего ж еще? Парень он добрый, хороший — воды не замутит, ровно красная девица.

— А я полагал, что ты затеваешь с ним дело какое? — прихлебывая чай, протяжно проговорил Марко Данилыч.

Пуще прежнего замялся Доронин. Хотел что-то сказать, но придержался, не вымолвил.

— Никаких теперь у меня делов с Никитой Федорычем нет…— твердо и решительно сказал он. — Ничего у нас с ним не затеяно. А что впереди будет, как про то знать?.. Сам понимаешь, что торговому человеку вперед нельзя загадывать. Как знать, с кем в каком деле будешь?..

— Так…— протянул Марко Данилыч. — А я вечор с нашими рыбниками в трактире сидел. Чуть не до полночи прокалякали… Про меркуловские дела тоже говорили… Получил кой-какие вести… Кажись бы, полезные для Меркулова… Просиял Зиновий Алексеич.

— Все в один голос его жалеют… Ведь он не женат еще? — вдруг спросил Марко Данилыч.

— Холостой, — ответил Доронин.

Зорко глядя на приятеля, думает сам про себя Смолокуров: «Врешь, не обманешь, Лизавету за него ладишь. Насквозь вижу тебя… Недаром вечор она, ровно береста на огне, корчилась, как речь зашла про Меркулова».

— Хозяйку бы ему добрую, говорят наши рыбники, — молвил, глядя в сторону, Марко Данилыч. — Да тестя бы разумного, чтобы было кому научить молодого вьюношу, да чтобы он не давал ему всего капитала в тюленя садить… Налей-ка чашечку еще, Зиновий Алексеич.

Поспешно налил чашку Доронин и подал ее Марку Данилычу.

— Ноне на ярманке эвта кантонка, прах ее побери, куда как шибко пошла…— небрежно закинул иную речь Марко Данилыч. — Звания чаю нет, просто-напросто наша сенная труха, а поди-ка ты, как пошла… Дешева — потому… Пробовал ли ты, Зиновий Алексеич, эту кантонку?

— Доводилось, — ответил Доронин.

— Брандахлыст, — решил Марко Данилыч.

— Почти одно, что наша копорка[88], — заметил Доронин.

— За копорку-то по головке не гладят, в тюрьму даже сажают, а на кантонку пошлины сбавили. Вот тут поди и суди!.. — молвил Марко Данилыч.

— Соображения!

— Вестимо, соображения! — согласился Марко Данилыч. — А много ль капиталу Меркулов в тюленя-то усадил?

— Много, — покачав головой, ответил Доронин.

— Однако как?

— Тысяч до шестидесяти.

— Не пустячные деньги! — покачал головою и Марко Данилыч. — Да неужто у него только шестьдесят тысяч и было? — спросил он после короткого молчанья. — Отец-от ведь у него в хорошем капитале был…

— Еще столько же наберется, может, и побольше, — сказал Зиновий Алексеич. — К слову ведь только говорится, что весь капитал засадил. Всего-то не засаживал… Как же это возможно?

— А много ль пудов?.. Тюленя-то?.. — спросил Смолокуров, как бы от нечего говорить.

— Пятьдесят ли, пятьдесят ли пять тысяч, наверно сказать не могу, — ответил Зиновий Алексеич.

— А сюда не ближе сентября будет?

— Сказывал он, что прежде рождества богородицы никакими способами ему не управиться, — молвил Доронин.

— Нешто пишет? — спросил Смолокуров.

— Незадолго до нашего отъезда был он в Вольском, три дня у меня выгостил, — сказал Доронин. — Ну, и кучился тогда, не подыщу ль ему на ярманке покупателя, а ежель приищу, запродал бы товар-от… Теперь пишет, спрашивает, не нашел ли покупщика… А где мне сыскать?.. Мое дело по рыбной части слепое, а ты еще вот заверяешь, что тюлень-от и вовсе без продажи останется.

— Ежели у него теперича пятьдесят тысяч пудов на шестьдесят тысяч рублей, значит, пуд-от по рублю с двумя гривнами обойдется, — рассчитывал Марко Данилыч.

— Должно быть, что так, — подтвердил Зиновий Алексеич.

— А он тебе только на словах говорил, чтоб до его приезда тюленя запродать?

— Доверенность на всякий случай дал. Доверенность у меня есть, — отвечал Доронин.

— Так!.. — протянул Марко Данилыч. — Прямь — и доверенность дал… Что ж, искал ты покупателей-то? — спросил он потом, немножко помолчавши.

— Да ведь говорю я тебе!.. Где я буду их искать? — отозвался Зиновий Алексеич. — До твоего приезду спрашивал кой у кого из рыбников. И от них те же речи, что от тебя.

— Кого спрашивал-то?

— Да кого я спрашивал? Сусалина спрашивал, Седова, еще кой-кого… Все в одно слово: никаких, говорят, в нонешню ярманку цен не будет.

— Верно!.. Еще, пожалуй, в убыток продашь… Вот какова она, наша-то коммерция… Самое плевое дело!.. — молвил Марко Данилыч.

— К Орошину, думаю, съездить, — после недолгого молчанья сказал Доронин. — Он ведь у вас главный скупщик — не один раз весь рыбный товар до последнего пуда на ярманке скупал. Он не возьмет ли?

— Постой, погоди! — спешно перебил Смолокуров. — Денек-другой подожди, не езди к Орошину… Может, я сам тебе это дельце облажу… Дай только сроку… Только уж наперед тебе говорю — что тут ни делай, каких штук ни выкидывай, а без убытков не обойтись. По рублю по двадцати копеек и думать нечего взять.

— Да уж хоть сколько бы нибудь да взять… Не в воду ж в самом деле товар-от кидать!.. Похлопочи, сделай милость, Марко Данилыч, яви божескую милость… Ввек не забуду твоего одолженья.