На горах. Книга вторая

Живей и живее напев, быстрей и быстрее вертятся в кругах. Не различить лица кружащихся. Радельные рубахи с широкими подолами раздуваются и кажутся белыми колоколами, а над ними веют полотенца и пальмы. Ветер пошел по сионской горнице: одна за другой гаснут свечи в люстрах и канделябрах, а дьякон свое выпевает.

— «Бысть шум яко же носиму дыханию бурну и исполни дом, иде же бяху седяще, и вей начаша глаголати странными глаголы, странными учении, странными повелении святыя троицы»[61].

Быстрей и быстрее кружатся. Дикие крики, резкий визг, неистовые вопли и стенанья, топот ногами, хлопанье руками, шум подолов радельных рубах, нестройные песни сливаются в один зычный потрясающий рев… Все дрожат, у всех глаза блестят, лица горят, у иных волосы становятся дыбом. То один, то другой восклицают:

— Ай дух! Ай дух! Царь дух! Бог дух!

— Накати, накати! — визгливо вопят другие.

— Ой ева! Ой ега! — хриплыми голосами и задыхаясь, исступленно в диком порыве восклицают третьи.

— Благодать! Благодать! — одни с рыданьем и стонами, другие с безумным хохотом голосят во всю мочь вертящиеся женщины.

Со всех пот льет ручьями, на всех взмокли радельные рубахи, а божьи люди все радеют, лишь изредка отирая лицо полотенцем.

— Это духовная баня. Вот истинная, настоящая баня паки бытия, вот истинное крещение водою и духом, — говорила Дуне Марья Ивановна, показывая на обливающихся потом божьих людей.

С удивленьем и страхом смотрела Дуня на все, что происходило перед ее глазами, но не ужасало ее невиданное дотоле зрелище… Чувствовала, однако, она, что сердце у ней замирает, а в глазах мутится и будто в сон она впадает.

— Что с тобой? — спросила Марья Ивановна, заметив, что вдруг она побледнела.

Дуня сказала.

— Благодари бога, — молвила Марья Ивановна. — Это значит дух тебя, еще не приведенной в истинную веру, коснулся своей благодатью… Будешь, будешь по времени богом обладать!.. Велика будешь в божьем дому — во пресветлом раю.

Блаженный радел с великим усердием, выкликивая непонятные слова. Наконец, закричал:

— Пива, пива!

Быстрей закружились в кругах, а сидевшие, привскакивая на стульях, громче и еще более скорым напевом запели:

Эй, кто пиво варил? Эй, кто затирал?
Варил пивушко сам бог, затирал святый дух.
Сама матушка сливала, с богом вкупе пребывала,
Святы ангелы носили, херувимы разносили,
Херувимы разносили, архангелы подносили..
Скажи, батюшка, родной, скажи, гость дорогой,
Отчего пиво не пьяно? Али гостю мы не рады?
Рады, батюшка родной, рады, гость дорогой,
На святом кругу гулять, света бога прославлять,
В золоту трубу трубить, в живогласну возносить.[62]

Громче и еще неистовей кричит блаженный:

— Пива, пива!

И упал в судорогах и корчах на пол. Пена пошла у него изо рта. А дьякон церковным напевом громогласно поет из пасхального канона:

— Приидите пиво пием новое, не от камене неплодна чудодеемое, но нетления источник, в нем же утверждаемся.

Тут Катенька вдруг вся затрепетала, задрожала и, перестав кружиться, звонким, резким голосом закричала в ужасе:

— Накатил!.. Накатил!..

Все остановились. Едва переводя дыханье, пошатываясь, ровно пьяные, все пошли к стульям.

— Дух свят!.. Дух свят!.. Накатил!.. Накатил!.. — громче прежнего кричала Катенька и грянулась на руки подбежавшей Матренушке. Та довела ее до диванчика и с помощью Варвары Петровны уложила. На другом диванчике уложили бившегося о пол блаженного.

Только что уложили Катеньку, радостными голосами божьи люди запели:

Ай у нас на Дону
Сам спаситель во дому.
Со ангелами, со архангелами,
С серафимами, с херувимами
И со всей-то силой небесною…
Эка милость, благодать
Стала духом обладать!..
Богу слава и держава
Во веки веков. Аминь.

Пока пели, Катенька привстала. Она села на диванчик и раз десять провела пальцами по зардевшемуся, как маков цвет, лицу своему. Зарыдала она и, едва переступая, вышла на середину сионской горницы. Глаза горели у ней необычным светом. Они остолбенели, зрачки расширились, полураскрытые посиневшие губы беспрестанно вздрагивали, по лицу текли обильные струи пота и слез, всю ее трясло и било, как в черной немочи[63].

Крепко стиснув руками голову и надрываясь от рыданий, неровными шагами, нетвердой поступью сделала она вперед несколько шагов и остановилась. Все встали и обеими руками начали креститься на Катеньку, а дьякон возгласил: