На гору каменных идолов

Жеребята резвились вокруг нас, то забегая вперед, то отставая. Это были две маленькие кобылки. Саша все время норовил огреть их вицей и покрикивал: «Эй, вы, девчонки!»

Пройдя мимо избы проводника, куда он забежал на минутку, мы свернули по тропе в лес. Сразу же началась тайга с мелким, но густым сосняком и ельником. Появились мошки и комары, от которых приходилось отмахиваться сначала рукой, потом сломленной для этой цели веткой.

Через двадцать километров, преодолев непролазный бурелом, вышли к реке Манье. Пробираясь между тесно стоящими деревьями, порядком изодрали вьюки.

К реке мы вышли у высокой береговой скалы. Скале была темно-серого цвета и вся состояла из громадных наплывав вулканической породы, очень похожей на застывшую лаву на потухшем крымском вулкане Карадаг.

На Карадаге есть места, где лава застыла в виде внутренностей какого-то гигантского животного. В Сердоликовой бухте этого вулкана, извиваясь и перекручиваясь, тянется по склону толстая каменная «кишка». Она то Поднимается вверх, то опускается вниз, то уходит в глубь горы, то снова появляется из нее. В местах разрыва такой «кишки» отчетливо видно ее кристаллическое строение, причем кристаллы располагаются радиально - от центра к стенкам. Скала на Манье имеет такое же вулканическое строение. Очевидно, в древности на восточном склоне Урала также происходили вулканические процессы.

Перейдя вброд Манью, расположились на ночлег у отвесного берегового камня. Возле этого камня хорошее эхо, поэтому манси прозвали его «Суин-Керас» (Эхо-камень).

Пока ставили палатку, таскали дрова для костра и разводили огонь, - не заметили, как наши лошади куда-то исчезли. Для всех это было неожиданным ударом, а для Саши особенно: ведь он подписал сохранное обязательство. Посоветовались между собой и решили, что лошади могли уйти только обратно к дому. Ворча и ругаясь, Саша направился искать их вниз по Манье. За ним пошел и проводник. Я остался караулить у костра, волнуясь за исход поисков. Лишиться лошадей в тайге - значит сорвать экспедицию. Хорошо, что это случилось только в первый день похода, когда до Усть-Маньи было не так уж далеко. Ну, а если бы это произошло на третий, на четвертый день? Где бы мы стали искать своих лошадей среди глухой тайги?

Я много передумал у костра, гадая: найдут или не найдут? Но вот раздался резкий окрик Саши и послышался звук колокольчика. Из-за кустов показался проводник верхом на одной из лошадей, Саша вел за уздечку другую. За ними шествовали жеребята. Сразу стало радостно на душе.

Только привязав лошадей к дереву, стали готовить ужин. Тучи мелких мошек слетались на огонь и одолевали нас. Пришлось обмотать голову и шею кусками марли.

Наступила таежная ночь. Острые шпили стройных пихт четко выделялись на фоне усыпанного звездами неба. Было таинственно, тихо, жутко и красиво.

Я всегда ощущаю какое-то чувство благоговения перед северной красавицей - пихтой. Не могу спокойно смотреть на это стройное дерево. Здесь, в глуши, среди суровой таежной природы, оно красиво и в самую страшную ночь. Все мне нравится в нем: и мягкая пахучая хвоя, и спадающие ветви - лапы, и пирамидальная стройность. Лес с пихтой по берегам рек приобретает особую прелесть. Прибрежные скалы, драпированные этим деревом, кажутся мощнее и живописнее. Пихты украшают северный лес.

После сытного ужина потянуло ко сну. Проводник, несмотря на уговоры, не согласился лечь в палатке, а устроился на голой земле прямо у костра. Мы только руками развели: старику шестьдесят пять лет, а он спит на сырой земле. Вот это закалка!

Стояла тихая ночь. Хвойный лес давил чернотой со всех сторон. На камне Суин-Керас проухал филин…

* * *

Ранним утром далеко в тайге прозвучали выстрелы. Я проснулся и стал прислушиваться.

В палатку через щель проникала утренняя свежесть, было видно, как в тучах поднималось солнце. У потухшего костра, свернувшись комочком, лежал наш проводник. Собака ютилась у его ног.

Снова раздался выстрел, на этот раз ближе. Собака подняла голову и заворчала. Проводник прикрикнул на нее:

- Пырья, Паль!

С этими словами он скинул с головы марлю и поднялся на ноги.

- Кто это стреляет? - спросил я.

- Сено коси близко, мой сын там есть, наверно, охота ходи, - объяснил он.

Проснулся Гавриш и первым долгом поинтересовался лошадьми. Они паслись в густой траве на берегу, жеребята лежали возле них. Саша успокоился.

Из-за камня Суин-Керас показалась белая лошадь. Скоро подъехал верхом молодой манси с ружьем через плечо. Это оказался сын нашего проводника, парень лет семнадцати, звали его Тихоном. С группой односельчан он поблизости косил сено. Тихон довольно хорошо поговорил с нами по-русски: он учился в русской школе.

Парень вскоре уехал, а мы, навьючив лошадей, направились по берегу Маньи дальше.