На грани

– Да. Вчера напекла, – брови Дениса изогнулись в удивлении.

– Ты? Напекла? Блинов?

– Да, Лавров! Полтора часа вчера на них убила. Ешь, не подавись, – вчера после его ухода не могла найти себе места и, покосившись на блинную сковороду, давно пылившуюся в шкафу, решила отвлечься готовкой. Насколько это была дурная идея, я поняла уже через час, когда, нажарив полную тарелку блинов, поняла, что теста еще пол кастрюли.

– А я после них ласты не склею? Все-таки это твой кулинарный шедевр.

– Не бойся, живым останешься! Ешь! Только подогрей, – все еще с удивлением поглядывая в мою сторону с пляшущими смешинками в глазах, Денис засунул блины в микроволновку. Вынув их оттуда, сначала перекрестился и только потом откусил кусок блина.

– Вот дебил, честное слово… – проговорила, отпивая кофе.

– М-м-м, вкусно.

– Яд, говорят, всегда кажется сладким, – сдерживая смешки, как бы невзначай отметила я.

– Нестерова!

– Да шучу я. Дай мне тоже, а то умнешь же все. Тебя дома не кормят, что ли?

– Кормят, но от блинов я никогда не откажусь.

Позавтракав, Денис усадил меня к себе на колени. Обняв его за шею, потерлась о его щеку.

– Ты колючий.

– Забыл побриться, – я поймала его губы и немного прикусила нижнюю. – За что же ты свалилась на мою голову?

– Это еще поспорить можно, кто на чью голову свалился, – Денис рассмеялся и, сжав мои ягодицы ладонями, прижал плотнее к себе, целуя мою шею и распахивая халат. – Лавров, не наглей! Мне еще на работу собираться, а опаздывать нельзя. Начальник, как с цепи сорвался в последнее время.

– Пошли его к черту!

– Посылала, правда, когда он не слышал, – улыбнувшись, я поцеловала Дениса и отошла к раковине, сполоснуть кружки и тарелку.

– Я приеду вечером.

– Меня вечером не будет. Я поеду к маме. Надо ее с дачи в город перевезти. А то уже холодно. А летний домик старый и тепло плохо держит. Так что буду весь вечер грузить вещи, картошку, банки с соленьями и прочие дачные радости.

– А папа не помогает? – Лавров отошел к окну, приоткрыл створку и закурил.

– У меня есть только мама, папа умер давно.

– Извини…

– Да тут не стоит извиняться. Думаю, несмотря на то, что мама его любила, когда он умер, она вздохнула с облегчением.

– Почему?

– Он пил. Не просто выпивал, как все. А именно пил, не просыхая. Запойным был. Мог по два, а то и три месяца бухать. Мне шесть лет было, когда он умер. Но в памяти многое отложилось к сожалению… Поэтому у меня есть только мама. А у мамы – только я и старая кошка Феня.

– Для которой ты лекарства отвозила?

– Ага. А что у тебя с родителями? Ты никогда не рассказывал ничего.

– Нечего рассказывать. Отец умер пять лет назад, а где мать, я без понятия.

– Как это?

– Вот так… – почти физически почувствовала, как Денис внутренне закрылся в этот момент.

– Если ты не хочешь рассказывать, то не надо, я не настаиваю, – подошла со спины и обняла, прижавшись к нему.

– Ксюх, вот что у тебя за странный талант, вытаскивать из меня то, что другим вытащить никогда не удавалось?

– Это плохо?

– Не знаю… – Денис повернулся ко мне лицом и прижал к своей груди. – Она ушла от нас с отцом, когда мне едва исполнилось пять лет. Просто собрала вещи, уложила меня спать, закрыла дом на ключ и ушла. Я проснулся, а никого нет. Дверь заперта. Вечером пришел отец с завода. Прочитал какой-то листок на столе. Налил себе пару рюмок водки, выпил и сказал, что теперь мы будем жить вдвоем: он и я. На мои вопросы, когда вернется мама, он лишь отвечал, что она больше не придет. Долго я еще надеялся, что она вернется, ждал… На каждый день рождения и новый год загадывал только одно желание, чтобы она вернулась…Только лет в пятнадцать, когда дома убирался, наткнулся на эту старую записку от матери. Она ушла к другому мужику. Писала, что устала жить в нищете, что ей все надоело. Мы тогда жили в рабочем поселке. Частный сектор, старенькие дома, удобства на улице, вода на ближайшей колонке, баня, огород. Папа работал токарем, а мама на почте оператором. А ушла она к мужику побогаче, владельцу сети продуктовых магазинов в области. До сих пор удивляюсь, как ей удалось его заполучить. Встретил ее лишь единожды, совершенно случайно, в том городе, где проходил службу. Нам дали увольнительную. Я гулял по городу, и в центральном парке столкнулись с ней почти нос к носу. Она с девочкой какой-то была, как понял с дочерью… Та все талдычила: «Мама пойдем, мама пойдем…». Увидела… меня, побледнела вся… Видно было, что узнала… После моего «здравствуй мама» совсем стушевалась. Сказала, что я обознался, и ушла. Вот и вся история…

Я слушала Дениса. Каждое его слово отдавалось во мне болью, стоило только представить пятилетнего мальчика, который не понимает, почему он остался один в запертом доме, и куда исчезла мама. Малыша, который каждый праздник ждет ее прихода. Я знала, как это больно, когда умирает надежда. В детстве я каждый день надеялась, что отец придет трезвый… Мне было больно за него сейчас. Сама не заметила, как залила слезами его футболку.