Я остановилась около знака «курение разрешено». Не курила почти сутки. Легкие отчаянно требовали никотина. Рука так и тянулась ко рту, представляя очередную затяжку. Мозг упорно отказывался работать и думать. А нервная система не могла больше держаться. Ей нужно было хоть что-то напоминающее спасательный круг. Деталь, которая вот уже несколько лет оставалась неизменной. Без нее мне просто не справиться с картиной, которую предстояло увидеть.
Через несколько минут окурок, затушившись о край мусорного бака, отправился на пустое дно. Я поглубже вздохнула, усмиряя трясущиеся руки. Нужно быть сильной. Ради мамы.
Ватными ногами вошла в приемный покой, стараясь не задерживать дыхание от сильного запаха медикаментов. Легкие спирало, и даже выкуренная несколько минут назад сигарета не спасала так, как раньше. Может быть, нужно было выкурить еще парочку? Пачек.
Приветливая медсестра, которая, наверное, знала всех родственников старых пациентов в лицо, приветливо улыбнулась. Мама буквально здесь прописалась. Вот уже полтора года, с самого момента моего поступления, она жила в отделении для тяжелых больных. Конечно, у нее был здравый рассудок, ходили ноги, мозги не плавились, но вот легкие ее подводили. Сначала мы думали про обычную простуду, но все оказалось сложнее, запущеннее и страшнее. Так мама оказалась здесь, а мое объявление на сайте для поиска компании на вечер. Нужно было оплачивать лечение и учебу в университете.
– Как она? – поинтересовалась я. Анна – медсестра, на чьи смены я постоянно попадала, вяло улыбнулась, заглянула в монитор компьютера за стойкой. – Сейчас свободна, на утреннем осмотре никаких ухудшений не было. – я благодарно кивнула в ответ. Длинный коридор с белыми стенами и окном в конце выглядел точно так же, как спасительный тоннель со светом во снах людей. И сейчас я шла в сторону этого света. Палата номер сто пятнадцать. Наверное, это число станет моим не любимым.
Я аккуратно заглянула внутрь. Мама, точнее, мертвецки бледная мама, смотрела в окно, в которое заглядывали зеленые иголки сосен. Форточка была приоткрыта, впуская свежий воздух с улицы.
Сердце болезненно сжалось, пропуская несколько ударов. Как быстро она превратилась из жизнерадостного, веселого и солнечного человека в тень себя прежней? Больно видеть медленное угасание жизни в глазах – они постепенно тускнели, обрастая безразличием ко всему привычному, покрывались белой пленкой, отчего казались такими безжизненными, что у любого другого человека непременно вызвали бы дрожь. А я привыкла смотреть в эти глаза и не видеть там больше огромной любви и силы. Теперь в некогда янтарных глазах плескалось одиночество и ожидание смерти.
– Привет, мам.– я не скрываясь вошла в светлую палату, заставленную одной кроватью, тумбочкой, небольшим шкафом и креслом около окна. Мама тепло улыбнулась, сев в кровати. Темные волосы рассыпались волнами по белой подушке, сеточка морщин, которая появилась не так давно, обрамляла глаза и тонкие губы. Единственное, чего нельзя было отнять у нее – искренняя улыбка. Да, в ее взгляде уже не было той привычной яркости жизни, но улыбка сохраняла тепло и уют, которые окутывали каждого, кто знакомился с ней.
– Ты очень похудела, Мади. – с упреком сказала женщина, обняв меня. Я тихо хмыкнула, вдыхая запах медикаментов, чистых простыней и яблочного шампуня. Было в этом запахе что-то щемящее сердце, берущее за самую душу. Из самого детства.
– Вообще-то я пришла поговорить о тебе. – по-доброму упрекнула я, слегка отстраняясь.
– А я не хочу говорить обо мне. Я хочу узнать как дела у моей дочери. – возмутилась мама, откидывая одеяло. – Как учеба? Как Линда?
– Все хорошо, я вышла на повышенную стипендию. Линда все так же – перемывает кости всем, кому придется. – пальцы как-то сами по себе нащупали ладонь мамы, соединяя в замок. – Я соскучилась.
– Я тоже очень скучаю, милая. – мама еще раз обняла меня, вложив в этот жест всю ту материнскую любовь, на которую была способна. Всеобъемлющую. Бесконечную. Бескорыстную. Просто потому, что я есть. Любила бы она меня также сильно, знай, кем я работаю? Вряд ли бы она вообще пережила такую новость. Как бы по-черному это не звучало, ее сердце бы просто не выдержало.
– Как ты здесь? Может, чего-то принести? Врач сказал, что можно будет забрать тебя на следующие выходные. Хочешь, сходим в кино или кафе?
– Не возись со мной. У тебя ведь есть друзья, развейся, отдохни. Это ведь твоя молодость, лучшие годы. – мягко проговорила мама, а у меня в горле почему-то встал ком. Лучшие не лучшие. Лучшие в своей сложности и уроках жизни. Худшие во всем остальном.
– Я хочу провести время с тобой не в стенах этой больницы. Ты сама не устала от этих белых стен?