— Они не могут просто прийти в наш город и устанавливать свои собственные порядки, — добавила Аннет.
По толпе пронесся гул недовольства.
— Нам нужно что-то делать, — пробормотал Джамал Дункан. — Это неправильно.
Они гневались. Голодные, напуганные и злые. Ноа помнил, как все обострилось после бойни в Кроссвей, перед тем как Рэй Шульц и его команда были казнены перед зданием суда. Люди чуть не взбунтовались.
Не так уж много нужно, чтобы довести их до бешенства, толкнуть через край.
В душе Ноа вспыхнул страх. Эти люди не были бойцами. Лишь Бишоп имел военную подготовку и опыт, но не все остальные.
У них не будет шансов против пятидесяти вооруженных ополченцев. Они могли сделать что-нибудь глупое и опасное. Ополченцы предприняли бы ответные действия, и хорошие люди пострадали бы.
Он должен это предотвратить, даже если потом они его за это возненавидят.
— Мы знаем, что произошло в «Винтер Хейвене», — произнесла Аннет. Ее взгляд скользнул к миссис Блэр. — Все знают. Эти ополченцы убили двух наших людей. Убили и оставили их гнить.
— Во время вооруженного вторжения в дом, — быстро уточнил Ноа. — Они напали на домовладельца…
Глаза Бишопа вспыхнули.
— Владелец дома? Ты шутишь? Ты говоришь так, будто веришь в эту чушь, Ноа.
В нем вспыхнул гнев.
— Томас Блэр и Тед Никлсон нарушили закон. Они поставили под угрозу все общество, когда решили напасть на чужой дом и присвоить его. Все изменилось, вы все это знаете. Последствия каждого решения стремительны и суровы. Если мы хотим выжить, когда каждый город и поселок в нашем штате находится на грани краха, мы должны быть готовы сделать трудный выбор. Уверяю вас, на другой стороне есть свет. Нам просто нужно пережить зиму. Мы сможем это сделать, если будем работать вместе.
— А как насчет моего умершего мужа? — спросила миссис Блэр. Она была миниатюрной женщиной, худенькой и симпатичной. Сейчас она выглядела осунувшейся, ее плечи ссутулились, словно сломанные крылья. — А как же мы?
Ноа отодвинул в сторону чувство вины, заставив себя сосредоточиться на общей картине.
— Я искренне сожалею о погибших. Мы должны принять это как поучительный опыт, как предупреждение для всех нас на будущее. Лучшее, что мы можем сделать, это двигаться вперед и сосредоточиться на совместной работе, чтобы преодолеть кризис. Что сделано, то сделано. Все в прошлом.
Жители города смотрели друг на друга со скептическим выражением лица. Аннет покачала головой. Тина Ганди пристально посмотрела на него.
Он сжал челюсть. Он делал все, что мог. Розамонд справлялась с такими вещами лучше.
— Но это еще не все, — возразила миссис Блэр. — Сегодня утром мы пошли в среднюю школу, чтобы получить свою дневную норму еды. Солдаты проверили наши имена на планшете и отказали нам. Мы были помечены как «несогласные», и поэтому больше не имеем права на пайки.
Ноа старался сохранить спокойное выражение лица, чтобы скрыть свое удивление. Его никто не посвятил в это решение. Он сжал губы, заставляя свой голос оставаться ровным и уверенным.
— Я уверен, что эту ошибку мы скоро исправим.
Тина Ганди скрестила руки на груди.
— Кто следующий? Мы делаем или говорим что-то не так, и мы голодаем? Так вот как теперь обстоят дела?
— Нет, конечно, нет…
— Любой, кто выскажется против суперинтенданта или ее сторожевых псов, будет занесен в список, — заявила миссис Блэр. — Как вы думаете, что из этого получится?
— Давайте не будем нагнетать обстановку, — жестко произнес Ноа, чтобы скрыть растущую тревогу. — «Что-если» никому не приносит пользы. Просто думайте о том, что находится прямо перед вами. Живите одним днем. Мы пройдем через это…
— Это не нагнетание страха, если это правда, — пробормотал Дейв Фаррис.
Ноа бросил на него взгляд. Он рассчитывал, что члены совета будут на его стороне, а не станут еще больше будоражить людей.
— Все под контролем. Фолл-Крик под контролем.
Бишоп шагнул вперед. Толпа расступилась вокруг него.
— Вам нужно долго и пристально смотреть на людей, окружающих вас, шеф Шеридан. То, что, как вы думаете, вы контролируете, не так уж и под контролем.
— Сейчас, речь не о…
— Речь всегда идет о контроле, — отрезал Бишоп. — Консолидация власти под видом общественной безопасности. Это извечная игра, в которую играли тысячи раз на больших и малых правительственных сценах. Ущемление наших прав — это медленная смерть свободы. Мы — лягушки, греющиеся в теплой ванне, пока вода варит нас до смерти, и некоторые из нас даже не осознают этого.
Ноа скрипнул зубами.
— Бишоп, могу я поговорить с тобой наедине?
Бишоп показал в сторону коридора.
— Конечно.
Они вышли в коридор и остановились перед последней кладовой. Через дверной проем тянулась желтая оградительная лента. Комната, где Бишоп прижимал к себе своих мертвых дочерей и жену.
Бишоп не стал заглядывать внутрь. Ноа тоже.
Сожаление переполняло Ноа. Разочарование и гнев. Он чувствовал себя разорванным на две части, загнанным в угол.
Что бы он ни делал, он кого-то разочаровывал. В любом случае, он подводил тех, кто ему дорог.
По крайней мере, таким образом он сохранял людям жизнь.