На грани безумия

На нём был чёрный пиджак, из-под которого выглядывала тёмно-синяя расстегнутая на три верхние пуговицы рубашка, она открывала часть его волосатой груди. Слегка помятые чёрные брюки ещё больше подчёркивали его огромную нескладную фигуру. Копна нерасчёсанных тёмных волос лишь ухудшала его и без того грубый образ. Он стоял над нами, как высокий толстый столб, закрывая нас своей тенью.

– Хм… Что, не ждали? – бросив на маму ехидный взгляд, протяжно произнёс он. Его затуманенные чёрные глаза играли бесовским блеском.

– Нет, – в растерянности отпрянув от него, произнесла она. Мужчина нагло вошёл в комнату и плотно закрыл за собой дверь, направившись к маме. С каждым шагом она отходила от него назад до тех пор, пока не оказалась возле окна и не упёрлась в подоконник локтями. В её глазах была тревога и мольба прекратить всё это, но мужчина не обращал на это никакого внимания. – Ну, что, вот и пришёл мой час. Как видите. Я здесь… – продолжал он, усмехаясь. Затем грубой рукой потянулся к маминому лицу. – Прошу вас. Не надо, – сказала она, нервно убирая его руку. – Не надо? Я что, недостаточно хорош для вас? – Нет, вы… – попыталась объяснить мама. – Что я? – наклонившись к ней и стискивая при этом её руку, сказал он.

– Что вы делаете? – покраснев, произнесла она. – А вы не догадываетесь? Ведь я, как-никак, нахожусь в собственном доме, а значит, могу делать то, что хочу. Разве не так? – разведя руками, сказал он. – Или вы забыли, кто здесь хозяин? – уже придавив маму своей грудью, самодовольно произнёс он. – Вы не имеете права! – пытаясь вырваться, сказала она, беззащитно ссутулившись. В коричневом длинном платье с белоснежным воротничком она казалась ещё более худой, чем обычно, но несмотря на это, её охрипший от волнения голос был твердым.

– Ха-ха-ха! Кто не имеет право? Я? – Да, мы снимаем у вас жильё, но это не значит, что вы можете так обходиться с нами. – То, что вы платите сущие копейки за эту конуру, ещё ничего не значит, и этого недостаточно, поверьте мне.

Он снова подпёр маму своей грудью к подоконнику. Я видела, как она всеми силами пытается вырваться из его крепких рук, но тщетно. Всё это повергло меня в ужас и вызвало сильное чувство тревоги, поэтому я, недолго думая, кинулась к нему и, схватив его за рукава кофты, начала с силой отрывать от мамы.

– Не трогайте ее! – закричала я. – Что? – оборачиваясь по сторонам, словно ища что-то невидимое, ехидно произнёс он. – Не трогайте, – не отступала я. Было видно, как он потешается над моей детской храбростью, и, похоже, это его сильно забавляло, но, обратив свой взгляд на маму, он сказал: – Что, сама недотрога и дочь такой же растишь?

Его руки ещё сильнее сжали мамины. – Нет, – закричала я, пытаясь изо всех сил, что только были во мне, оттолкнуть его от мамы, и он, поскольку и без того неустойчиво стоял на ногах, еще сильней покачнулся в сторону, так, что чуть не упал, и уже в бешенстве закричал:

– Ах ты, чёртова девчонка, – при этом он сильно толкнул меня, так, что я упала на пол и ударилась головой. Мама, тут же с силой оттолкнув его, бросилась ко мне и, подняв меня с пола, прижала к себе.

– Уходите, прошу вас, немедленно уходите, иначе я…

– Что вы? Ну, что вы? Ладно, я ещё доберусь до вас, доберусь, – сквозь зубы процедил он и, шатаясь, вышел из нашей комнаты. Мама тут же кинулась к двери и быстро закрыла её на засов и подошла ко мне, снова обняв.

– Мама, скажи, почему люди так злы? – твердила я, не унимаясь, вспоминая при этом тётю Эрну, её гостей и её грубого сына.

– Тебе не нужно забивать себе этим голову, детка. Ты ещё слишком мала для этого, – в печальной задумчивости произнесла она. – Просто… Они сами не ведают, что творят, и в погоне за желаемым всё больше погрязают в своих грехах.

Я не осознавала до конца, что означали её последние слова. В моём детском сознании сформировался определённый образ этих злых, безжалостных людей. Как ни странно, наблюдая за людьми, по их глазам, мимике и жестам я словно догадывалась, к какому поступку склонна их душа, и, видя всё это, сторонилась их. Я вела себя, как дикая загнанная в клетку птичка. Но иногда, когда дело касалось близких и родных мне людей, я словно вырывалась из оков этой беззащитности и всем сердцем бросалась защитить того, кто мне был так дорог, и мне было уже совсем не важно, что будет со мной дальше, и какие последствия ждут меня. Я должна была во что бы ни стало помочь тому, кто так нуждался во мне.

– Мама, – вдруг встрепенувшись, сказала я. – «Доберусь до вас» – это значит, что он нас не оставит в покое?

– Ты верно всё поняла, детка. Уходить нам надо отсюда.

Она снова прижала меня к себе и мягко погладила по голове.

– Я постараюсь как можно скорее найти нам другое пристанище.

Но спустя несколько дней сын тёти Эрны снова пришёл к нам. На этот раз его наглость не имела границ, а вседозволенность дошла до предела.