На грани безумия (СИ)

— Правильно-правильно. Если кто-то и сможет помочь этому бедолаге, то только вы. Ведь все нормальные врачи отсюда сбежали, только вы еще работаете.

Кивнув санитару, я сказал:

— Простите, но меня ждет пациент. Могу войти?

«Индейка» переглянулся с напарником и отошел от двери.

Джон Доу спал, и сейчас выглядел чуть лучше, чем в день, когда я его обнаружил. Кожа на лице и теле разгладилась, синюшность сошла, оставив место болезненной бледности. Он лежал на кровати под фольгированной термонакидкой и все равно дрожал — признаки нейрошока. Как я ни старался извлечь его из виртуала наиболее щадящим способом — все тщетно, теперь парень ловит последствия. Худой, изможденный, совершенно лысый, без бровей и ресниц — он напомнил мне инопланетянина из старых фантастических фильмов. Многочисленные трубки и провода, тянущиеся из его тела к приборам, лишь усиливали сходство и выглядели как диковинные щупальца. Я отметил, что оборудование в палате относительно новое, скорее всего руководство больницы расстаралось ради корпорантов и оборудование вытащили из загашника. Сама же палата замызганная, как и все вокруг. Пожелтевший пластик на койке исцарапан, постельное белье не одноразовое, а старое — застиранное и посеревшее, с пятнами от зеленки. Только сейчас я понял, что в палате довольно прохладно, ведь системы климат контроля нет. С пустой соседней койки я взял одеяло и укрыл им больного. Доу перестал дрожать, сон стал крепче. Однако мне все же придется попробовать его разбудить и аккуратно расспросить обо всем, что он знает.

«А если не выйдет? Что если у бедолаги сгорели мозги?»— мелькнула неутешительная мысль.

Раздумывая, как быть, я подошел к окну и щелчком пальца убрал затемнение. В серость и уныние больничной палаты ворвались краски неона, полился калейдоскоп рекламных образов, транслируемых из торгового центра напротив. Какой дикий, пугающий контраст. Псевдо-шик торгового центра и неприглядная правда госпиталя Святого Петра. Он словно кричал: «Давай, человек, ослепленный блеском прекрасной чужой жизни! Иди в торговый центр и купи себе хотя бы кусочек! А потом приходи умирать в серости и нищете больничной палаты».

Я обернулся и внимательно посмотрел на больного. Конечно, удобнее было бы подключиться к его нейроимпланту и узнать наверняка, о том, что с ним произошло в Иллюзионе. Но где гарантия, что подключение его не доконает?

Гарантии нет.

И все же я решился на подключение. Осторожно, будто крадущийся в ночи убийца, я подошел к кровати, и в ворохе проводов отыскал нейрошунт. Немного приподнял больного, ощупал его затылок, проверяя, не поврежден ли имплант. Вроде бы порядок, хотя без диагностики сказать трудно.

Я приготовился вогнать нейрошунт в биопорт, но тут Джон Доу открыл глаза. От неожиданности я поперхнулся.

— Доктор, что происходит? — спросил слабым голосом больной.

— Эмм… ничего. Я проверяю все ли в порядке с приборами. Как вы себя чувствуете, Джон?

— Джо-о-он… — медленно повторил он, словно пробуя имя на вкус. — Джон Доу. Это не мое имя, но оно мне нравится. Оно звучное, в нем чувствуется сила.

— А какое имя ваше?

Доу печально покачал головой.

— Я не помню.

— Что с вами случилось, помните?

— Нет. Все как будто в тумане, я вроде бы вижу образы, но не уверен, что они настоящие.

— Образы из Иллюзиона? — с надеждой спросил я, ухватившись за эту мысль.

— Нет, — снова покачал головой Доу. — Они будто бы из кино, которое я когда-то видел. Доктор, я правда ничего не помню, совсем ничего. Только эти образы…

— Расскажите о них. Может эта информация поможет вас вылечить.

Он прикрыл глаза, и какое-то время просто лежал неподвижно, пытаясь вызвать в памяти хотя бы намек на прошлую жизнь. Я его не торопил, прекрасно понимая, как порой сложно бывает отличить реальность от вымысла. На бледном лбу Джона Доу выступила испарина, я вдруг понял, что затрудняюсь определить его возраст — уж слишком болезненно выглядит этот человек. Ему в равной мере может быть как двадцать, так и пятьдесят.

— Я помню себя маленьким, — начал Доу. — Мне было лет семь, наверное. Помню родительский дом с участком, и как играл в парке с большим мохнатым псом. Еще помню небо… Пронзительно-голубое, очень чистое и красивое.

Я вздохнул. Только что Джон Доу описал стандартный детский сценарий из конструктора Иллюзиона. При всем желании поверить в обратное невозможно, ведь над Лост Сити давно нет голубого неба — его застлало смогом, его заслонили исполины небоскребов и жуткие черные корабли Иных. В Лост Сити не играют с собаками на зеленой лужайке, потому что собак почти не осталось — выкосила черная чумка после тестирования корпорациями новых препаратов. В Лост Сити дети каждый день ложатся в капсулу и мечтают об играх и голубом небе.

— Помните что-нибудь еще? — спросил я.

— Да. Голос матери. Помню, как она пела:

В небе звездочка горит,

Сердце теплится мечтой,

Что однажды мы с тобой… пам-пам-пам…

Как-то так звучало, я точно не знаю, — закончил Доу.