На грани фола

Дронго вошел в здание отеля. Допросы еще продолжались. Он прошел в свой номер и устало опустился в кресло. Понятно, что самыми богатыми людьми оказались самые расторопные, самые умелые, самые пронырливые, заранее подготовленные к капиталистическим отношениям, к этому спекулятивно-денежному обращению. Очень немногие становились богатыми за счет своего таланта, ума, работы. Поэтому сословие богатых и очень богатых людей вызывало такое отторжение у народа. В России девяностые годы остались в памяти самыми «окаянными» и самыми сложными. Даже первое десятилетие с позором Русско-японской войны и революцией пятого года, даже второе десятилетие двадцатого века с его изнурительной мировой войной, с ожесточением кровавых эпизодов Гражданской войны и революции, даже четвертое десятилетие с индустриализацией и голодомором, с расстрелами тридцатых годов и чудовищными репрессиями, даже пятое десятилетие с самой страшной войной в истории человечества, когда речь шла о выживании целых народов и всей страны, не остались в памяти народа как лихие и окаянные годы. Во все времена была некая идея, мечта, надежда, вера, позволяющие людям выживать и побеждать в самых трудных условиях. В девяностые годы ничего подобного не было. Безверие на фоне показных походов в храмы, криминальная революция, когда правоохранительные органы полностью сливались с местным криминалитетом, полный развал всех институтов власти, распад единой страны, расстрел парламента, грабительски-издевательская реформа цен, еще более грабительски-издевательская приватизация, дефолт девяносто восьмого года, политические потрясения, неправедные выборы девяносто шестого. В памяти людей это последнее десятилетие двадцатого века осталось как самое страшное и самое бандитское время в истории великой страны.

Может, поэтому и появились такие люди, как Бочкаревы. Самое страшное даже не в том, что они стали обладателями огромных состояний и могли так или иначе влиять на остальных людей. Они развращали людей своими деньгами, возможностями, соблазнами легкой жизни, которую можно было так просто купить и так быстро продать.

Дронго думал об этом, когда услышал звонок в дверь. Он поднялся и пошел открывать. На пороге стоял Наим Айдамиров. На него невозможно было смотреть без изумления. Это был совсем другой человек. Словно за полчаса он похудел сразу на десять килограммов. Потный, взволнованный, осунувшийся, съежившийся, постаревший, даже немного жалкий. Все остальное уже можно было даже не спрашивать. Но Дронго посторонился, пропуская тренера в свой номер.

Айдамиров вошел и, пройдя в комнату, буквально рухнул на диван. Его тенниску можно было выжимать, она была абсолютно мокрой. Дронго налил воды и протянул ее гостю.

– Вы поговорили? – поинтересовался он, хотя и так все было понятно.

– Да, – судорожно вздохнул Айдамиров. – Я не думал, что они скажут мне… предложат мне такое…

– Успокойтесь, – посоветовал Дронго, – успокойтесь и расскажите, что там было.

– Они сразу предложили мне остаться в отеле, – выдавил из себя Айдамиров. – Оба уговаривали меня, объясняя, что так нужно всей команде, чтобы их выпустили отсюда и они могли бы спокойно сыграть против «Фейеноорда». Бочкарев говорил мне о важности этой первой встречи. Эмилия Максимовна напомнила о зарплате, которую мне платят.

– Что потом? – спросил Дронго с окаменевшим лицом.

– Они начали объяснять, что я должен сделать, – продолжал Айдамиров, – предложили остаться. Даже сказали, что я могу вызвать сюда жену и сыновей. Но все должны знать, что именно я буду главным подозреваемым. Я ведь сидел рядом с погибшим, и поэтому меня можно легко подставить.

– Что еще?

– Бочкарев объяснил, что это только на время, пока команда не сыграет свои два матча с «Фейеноордом» или пока не найдут настоящего убийцу. Но мне нужно остаться здесь, чтобы гарантировать спокойный выезд команды.

– Он не советовал вам взять на себя вину за убийство Юхнина? – Дронго изо всех сил старался не нервничать.

– Нет, так он не говорил. Но я понял, что именно меня будут считать основным виновником случившегося.

– И вы согласились?

Ему так хотелось услышать отрицательный ответ. Так хотелось верить в человеческую порядочность, в достоинство настоящего мужчины. Но Айдамиров отпустил голову. И долго молчал. Дронго с грустью смотрел на сидевшего перед ним внешне такого сильного человека.

– Я согласился, – выдавил наконец Наим, поднимая голову.

– Согласились на что?

– Я останусь здесь, а они все уедут, – пояснил Айдамиров. – Им скажут, что меня задержали для окончательной проверки. Я вызову сюда свою семью за счет Бочкарева, он предложил мне все оплатить. И через месяц вернусь на свою работу в команде.

Дронго печально молчал.

– Бочкарев считает, что так будет правильно, – словно убеждая самого себя, продолжал Айдамиров, – и я с ним согласился. Нужно немного успокоить футболистов, чтобы они не подозревали в каждом из своих товарищей убийцу.

– Вы не подумали о том, что они начнут думать о вас? – спросил Дронго.