— И уж подавно глупо хвастаться своими прошлыми женщинами, объясняясь в любви собственной невесте, — язвительно поддела его собеседница, натолкнув Уивинорэ на мысль, что не так уж она равнодушна к признаниям спутника и чужда ревности, от которой отрекалась с таким возмущением.
— И опять вы правы, моя прекрасная энья! — он склонил голову. — Мне лишь хотелось объяснить, почему ваше равнодушие вызвало во мне досаду и желание во что бы то ни стало покорить вас. Если хотите, я решил сделать это назло, чтобы отомстить за проявленное пренебрежение.
— Это все? — холодно вопросила девушка.
— Нет, это только начало. Чем больше я узнавал вас, тем больше проникался пониманием и сочувствием. Несложно понять ход ваших мыслей, сделавших из меня чудовище. Вы вините меня в том, что ваш прекрасный мир оказался в одночасье разрушен, дорогие люди погибли, а государство утратило независимость. Не могу согласиться, что не мешает мне искренне сострадать вашему горю. Просто невозможно равнодушно созерцать такую боль.
— То есть вы полюбили меня из жалости? — в голосе девушки слышалось удивление, граничащее с возмущением.
— Как вам нравится все упрощать, — мужчина покачал головой. — Я не полюбил вас из жалости. Сострадание в моей душе породило желание утешать, защищать и заботиться, одним словом — нежность. А нежность по отношению к юной прекрасной девушке — очень опасное чувство.
— Не убедили. Все равно выходит, что вся ваша любовь назло и из жалости.
— Как я понимаю, вас это не устраивает? — он улыбнулся. — А что вы желали услышать?
— Ну, — протянула Лотэсса. — Было бы уместнее сказать, что я прекрасна, умна, восхитительна, необыкновенна… в общем, все, что в подобных случаях говорили другие мужчины, — она вроде как шутила, точнее язвила, однако что-то в лице и голосе давало понять, что девушка и впрямь была бы не прочь услышать все это от спутника.
— Мне, значит, не позволено упоминать бывших возлюбленных, а вы можете приводить в пример своих многочисленных поклонников?
— Конечно, — усмехнулась дерзкая девица, ничуть не смутившись. — Не я же признаюсь вам в любви!
— И то верно. Что ж, энья Лотэсса, вы прекрасны, умны, восхитительны, необыкновенны. Заметьте, я говорю все это искренне, а не просто исправляя свою оплошность. Кроме того, вы благородны, добры и бесстрашны.
— К вам я никогда не была добра, — довольно жестко осадила его Лотэсса.
Уивинорэ обратил внимание, что девушке словно доставляет удовольствие мучить спутника, выступавшего в роли смиренного искателя ее благосклонности. Сложно было понять, что на самом деле испытывает Лотэсса, старательно разыгрывающая надменное безразличие к признаниям.
— Ваша доброта временами относилась даже ко мне, — возразил мужчина. — Впрочем, думаю, нам стоит прекратить этот разговор. Можете забыть все, что услышали.
Очевидно, холодность дамы его сердца все-таки уязвляла влюбленного и причиняла боль, которую он не желал показать.
— Я не забуду, — внезапно надменное безразличие исчезло, уступив место искренности. Девушка говорила тихо и проникновенно. — И я не хочу, чтобы вы совершали из-за меня убийство.
— Вы, кажется, не так давно хотели, чтобы я убил хозяина той рабыни, забыл, как ее звали…
— Но не из-за меня! — воскликнула Лотэсса.
— То есть я могу совершить убийство, спасая совершенно чужую мне жалкую женщину, и не должен убивать ради собственной невесты, которую люблю?
— Надеюсь, вам не придется этого делать, — глядя на спутника, девушка выглядела столь нежной и трогательно беззащитной, что даже Уивинорэ, равнодушный к внешней красоте и прочим людским достоинствам, начал понимать ее спутника. — Я все-таки верю в помощь Маритэ. Она же соизволила явить нам свою милость и силу.
В ответ мужчина только покачал головой, лицо его выражало сомнение.
— В конце концов, я нужна ей, чем не повод вылечить меня?
О чем они толкуют? Девочка больна? При чем тут убийство? И тем более Маритэ? Увы, будучи ветром, Уивинорэ не мог задавать вопросов. Зато он приберег их до встречи с этой странной парой.
Девушка присела, опершись спиной о внутренний борт. Она молчала, уйдя в свои мысли. Мужчина опустился рядом.
— Думаете об Эдане?
В ответ Лотэсса лишь молча кивнула.
— Считаете, что не имеете права принять мою любовь, что это будет предательством его памяти? — получив в ответ еще один утвердительный кивок, он продолжал. — Неужели эн Линсар желал бы, чтобы сестра всю жизнь посвятила тоске по нему, запрещая себе быть счастливой?