На грани миров

Вопль Любы был, как приказ и Василий Иванович подчинился. Васька пошипел, посопротивлялся для виду (если бы хотел, то бывшему крестнику долго на пластического хирурга пришлось бы работать), уселся на руках поудобнее и ткнулся мордой в подбородок. А потом замурчал. Громко, интенсивно, с душой, как мурчат только самым любимым хозяевам.

* * *

«Что было потом?», спросите вы. Потом не помнящая себя от радости Люба обнимала и целовала Василия Ивановича и, впервые за время знакомства, они вдруг посмотрели друг другу в глаза. И как видел ехидный Васька, все было. И искра, и подкосившиеся колени, и полуобморочное состояние. Все завертелось в безумном ритме. Сначала сделали прививку щеночку Любовь Павловны («представляете, я хотела кота, а муж подарил мне вот это чудо»), а Люба и Василий Иванович продолжали смотреть друг на друга, потом Ваську осмотрели, проглистовали (врач, привычно охая, залил свежие царапины перекисью) и благословили на долгую и счастливую жизнь. Люба, уже пришедшая в себя, подумала, что ей приснился чудесный сон и, выходя из кабинета, уже заранее расстраивалась, что в коридоре будет пусто, ей придется одной ждать такси и возвращаться в пустой дом. Так и случилось. Коридор был пуст, холоден и неуютен, вонял хлоркой и Любе захотелось плакать. «Оставим это сомнительное удовольствие до дома, а пока такси и радоваться, что с Васькой все хорошо». Она посидела немного в коридоре, крутя на пальце поблекшее кольцо, жалея себя и говоря, что лучше уж в монастырь, чем такие повороты судьбы и только тогда, когда уборщица «нечаянно» пару раз ткнула ее туфли шваброй, воняющей дезинфектором, она вышла на улицу.

5

Приснился Алексею Александровичу какой–то хороший и добрый сон. Что именно ему снилось, он так и не смог вспомнить, но остались ощущения солнца, света и тепла, такое бывает, когда встретишь любимого человека, друга, поговоришь с ним о сокровенном, очистишь душу и от этого и сил прибавляется и настроение сразу улучшается. В таком вот добром расположении духа он и начал свой день. После смерти жены он, чтобы не сойти с ума от горя, для себя решил, что каждая минута в сутках должны быть чем–то занята. Уборка, готовка, прогулки и зарядка, подработка и чтение. Потом прибавился интернет и времени сразу же стало не хватать. Что только радовало. Страшнее всего ковыряться в липкой серой паутине дня, когда ничего не хочется и не можется. Этого он боялся. Потерять интерес ко всему, утратить силы и бодрость. В тот день он встал рано, как всегда. Зарядка, завтрак, уборка, магазины и прогулки, обед, день катился по накатанной колее и не обещал ничего необычного. А после обеда ему вдруг захотелось вздремнуть. Давно такого с ним не было, обычно он сразу же мыл посуду, потом читал и рисовал (художнику всегда найдется работа), но никогда и мысли не было в середине дня завалиться на диван и поспать. А тут… «Совсем старый стал," посмеялся над собой Алексей Александрович и решил подремать, раз так организм требует.