На грани победы 1: Завоевание

Жуки-пираньи не пощадили и остальных йуужань-вонгов, и хор боли и ярости вторил скрипучему пению насекомых.

Энакин подобрал свою палку и поплелся прочь, зная, что ноги не унесут его далеко. Ему нужно было найти место, чтобы спрятаться.

Через десять минут он тяжело привалился к дереву. Вдалеке прожорливые жуки-пираньи заканчивали свое пиршество, и теперь, наконец, Энакин почувствовал, что его контроль над Силой ускользает. Плечо, в конце концов, поняло, что с ним сделали, и боль была словно горящая жидкость, капавшая ему на ребра и вытекавшая из груди и из виска. Каждый шаг вызывал новую волну слабости и тошноты.

Энакин попытался сделать еще шаг и понял, что не может. Вздохнув, он опустился на мох. Немного отдохнуть, и потом…

Сверху упала чья-то тень. Энакин поднял глаза и увидел двух пялившихся на него йуужань-вонгов — очевидно, они были не из того отряда, который он только что уничтожил.

Он призвал всю свою энергию, пытаясь опять найти жуков-пираний, но они были далеко и заняты обжорством, их было непросто привлечь к новой пище.

Из леса за спинами двух первых воинов показался третий. Этот выглядел иначе — он был изуродован, как и другие раньше виденные Энакином йуужань-вонги, но как-то очень уж гротескно. В отличие от двух других, этот воин ничего в руках не держал.

Пришелец что-то рявкнул на своем языке, и остальные повернулись к нему.

Дальше Энакин стал подозревать, что он таки задремал и все это ему сниться. Два первых воина что-то процедили в ответ. Энакин раньше слышал этот тон — когда йуужань-вонги говорили о машинах и других вещах, которые они считали мерзостью. Это был тон полнейшего презрения.

На миг показалось, будто пришелец съежился под этой бранью, но затем он усмехнулся, язвительно и недобро. После этого он врезал одному из воинов по шее ребром затянутой в перчатку ладони. Другой воин издал хриплый возмущенный крик, опустил амфижезл и бросился на забияку. Безоружный воин перехватил его амфижезл, взвился в воздух и ударил воина, державшего оружие, обеими ногами в лицо.

Первый воин уже поднимался на ноги, держась за горло. Безоружный схватил его за волосы, запустил прямые пальцы глубоко ему в глаза и поднял его над землей, держа за глазницы. Воин замер неподвижно и, когда пришелец отпустил его, рухнул на землю, дергаясь в конвульсиях.

Воин, получивший удар в лицо, не вставал. Энакин подозревал, что у него сломана шея. Безоружный йуужань-вонг был единственным, кто стоял на ногах. Он присел на корточки возле Энакина и уставился на него своими глазами, похожими на заросшие водорослями пруды.

Он казался… больным. Йуужань-вонги демонстрировали свое положение в обществе путем нанесения шрамов и жертвования частей тела, но этот словно был образцом того, что бывает, когда это делается до ужаса неправильно. Его волосы свисали мокрыми лохмами, а лицо и шея были покрыты струпьями и открытыми ранами. Шрамы йуужань-вонга были распухшими и нездоровыми. Из его плеч и локтей торчали острые наросты — похоже, это были мертвые или умирающие имплантаты. От воина несло гнилью.

Йуужань-вонг разглядывал Энакина довольно долго, затем поднялся, подошел к одному из тел и засунул пальцы ему в ухо. Он вытащил оттуда какого-то червяка и вставил его себе в ухо — или, точнее, в гноящуюся дыру, бывшую когда-то ухом. Воин содрогнулся, и тело его выгнулось, как будто от сильной боли.

Из отверстия показалась тонкая струйка крови.

Воин опять вернулся к Энакину и протянул ему руку:

— Я Вуа Рапуунг, джиидай. Ты пойдешь со мной. Я помогу тебе.

ГЛАВА 18

Юная джиидай упала, ее тело охватили судороги. Виварий наполнился сдавленными криками.

— Интересно, — сказала Межань Кваад, наблюдая за реакцией. — Видишь ли ты, адепт Йим, что…

— А вот я не вижу, что вас заинтересовало, мастер Межань Кваад, — произнес голос за спиной.

Нен Йим обернулась и тут же приняла почтительную позу. В виварий только что вошел еще один мастер — настолько старый, что знаки его домена совершенно стерлись. Волосы его превратились в тонкую, похожую на облачко массу, а обе руки были руками мастера. Оба его глаза были заменены желтыми маа'итами. Сопровождал его адепт-помощник.

— Мастер Йал Фаат, — сказала Межань Кваад. — Как приятно вас видеть, Старейший.

— Отвечайте мне, Межань Кваад. Что вас так заинтересовало в агонии этого существа? Она неверная и потому неспособна принимать боль. В этом нет ничего удивительного и ничего интересного.

— Это интересно, потому что скат-раздражитель, причиняющий ей боль, настроен делать это избирательно, — ответила Межань Кваад. — Один нервный пучок за раз. То, что мы только что видели — это рефлекс, который у йуужань-вонгов не встречается. Мы можем теперь с уверенностью составить карту фрагмента человеческой нервной системы, аналога которому в нашей нет.

— А это еще с какой целью? — спросил Йал Фаат.

— Мы не можем формировать то, чего не знаем, — ответила Межань Кваад. — Этот вид для нас нов.

— Это искажение протокола, — сказал старый мастер. — Как может быть открыто что-то такое, что уже не кодифицировано?