На грани победы 1: Завоевание

– Само по себе – нет, – сказала Ууну немного тоскливо. – Лишь боги могут изменить мое состояние. Но я бы хотела встретить одного из этих джиидаев. И обнаружение джиидаи дало бы Йун-Шуно сильный аргумент, чтобы заступиться за меня.

– Ты уже раньше упоминала ее. Это твоя начальница?

– Это богиня, неверный. Богиня «отверженных». Единственная, кто может сделать меня истинным йуужань-вонгом.

– О.

– Возвращайся к работе.

Они опять занялись каждый своим делом – она ощипывала цветки, а он вырезал светляков.

– А как становятся «отверженными»? – спросил Энакин.

– Еще один бестактный вопрос, – сказала Ууну, но теперь уже легким тоном, хоть и скрываюшим упрек. – Некоторые из нас такими рождаются. Других проклинают боги за грехи и проступки.

– Я слыхал, некоторые «отверженные» считают, что они не заслуживают такого статуса, – произнес Энакин как можно более небрежно.

Ууну хрипло рассмеялась.

– Заслуживают? Что значит “заслуживают”? Мы просто такие, и все. – Она опять повернулась к Энакину, и в ее глазах вдруг появилось понимающее выражение. – А, ты говоришь о Вуа Рапуунге, который привел тебя к префекту расчистки полей?

– Должно быть, так его зовут. Я не уверен. Но он что-то такое бормотал. Не мне – он как будто меня и не замечал вовсе.

– Он сумасшедший, Вуа Рапуунг, – сказала Ууну. – Когда-то он был великим воином. Теперь он никто. Он не может этого вынести, потому и выдумывает всякие байки. Возможно, он даже верит в них.

– Байки?

– Он утверждает, что одна формовщица заразила его чем-то таким, что породило знаки Позора, назло ему.

– Зачем? – спросил Энакин.

– Потому что она любила его, – сказала Ууну, – а он оттолкнул ее.

– Любила? – Почему-то Энакину никогда не приходило в голову, что йуужань-вонги могут влюбляться.

– Да. Но его история невозможна.

– Как так?

– Опять невежество! Потому что боги, которые управляют такими вещами – Любовники Йун-Тксиин и Йун-К'аа – никогда не станут сплетать нити страсти между воином и формовщицей. Йун-Йуужань навечно покарал божественную двойню за их собственные проступки; они не осмелятся еще раз вызвать его гнев. Это невозможно, так что бред Рапуунга – всего лишь плод его больного воображения. Он просто проклят, как и все остальные. В последнее время он стал еще более странным. Я думаю, надзиратели скоро уничтожат его, если уже не уничтожили.

– Уничтожат его?

– «Отверженные» должны показывать свою полезность и смирение. Мы делаем работу, которой ни один полноценный йуужань-вонг не станет пачкать руки. Если мы не будем этого делать, нас не стоит кормить.

Она вздернула голову:

– Ты беспокоишься о Вуа Рапуунге?

– Я беспокоюсь о всех живых существах, – ответил Энакин.

– А теперь ты опять говоришь как джиидай, – сказала Ууну. “Откуда ты столько знаешь о философии джедаев?” – удивился Энакин. Откуда “отверженная” смогла добыть такую информацию? Почему ее это интересует?

– Скажи мне, – продолжала Ууну. – Станет ли джиидай беспокоиться о судьбе «отверженного»? Беспокоится так же, как о представителе высшей касты?

– Да. Я знаю джедаев. Они защищают все живое.

– Но не йуужань-вонгов. Джиидаи убивают йуужань-вонгов.

– Лишь по необходимости, – отвечал Энакин. – Джедаи не любят убивать.

– Значит, они не воины?

– Не совсем, насколько я знаю. Они защитники.

– Защитники. И они защищают всех подряд?

– Всех, кого могут.

Она опять засмеялась, немного натянуто:

– Занятная ложь. Такая ложь дает надежду тем, кто ее не заслуживает. Вредная, разрушительная ложь. Некоторые «отверженные» даже…

Она вдруг оборвала, на этот раз сердито:

– Как это ты заставил меня такое говорить, неверный? Работай и не разговаривай. Не задавай мне больше никаких вопросов.

***

Той ночью Энакин осторожно выбрался из казармы для рабов. Это не составило особого труда. Для большинства рабов бежать из самого лагеря было невозможно. Если им хотелось тратить впустую драгоценные часы сна, которые им выделялись, йуужань-вонги этому не препятствовали.

Пробраться на поля оказалось сложнее, но Энакин отлично умел скрываться. Через несколько минут он сидел на поле светляков, освещенном тусклым оранжевым светом газового гиганта. Растения тихо шелестели, словно темные кроны деревьев, колыхаемые ночным ветерком. За периметром лагеря, на том берегу, слабо ощущалась жизнь джунглей. Где-то внутри лагеря, на ложе боли и страдания, он почувствовал затухающее прикосновение Тахири.

Энакин разыскал последний сорванный светляк и присел возле первого из предназначенных для завтрашней уборки. Он поглядел на слабо светящийся стебель. Затем, едва осмеливаясь дышать, он протянул руку к набухшему цветку и начал обрывать его – точно так, как это сотни раз делала Ууну у него на глазах.

Лепестки, мягкие как шелк, легко опадали под его пальцами, и Энакин чувствовал слабое соприкосновение, словно через руку шел электрический ток. Это не было ни приятно, ни неприятно, а скорее напоминало первый вкус настолько экзотической пищи, что язык был неспособен ее оценить.