На грани риска

Превратившись в очередной раз из доктора в повара, я принялся разделывать оттаявшую рыбу, приплясывая на обледенелом полу, чтобы согреть ноги. Из репродуктора неслась бравурная джазовая музыка, скрашивая мое существование. Вдруг радио замолкло, и в наступившей тишине я отчетливо услышал странный скрип и скрежет, словно кто-то неподалеку растаскивал бочки. Торосит!

Выскочив из кают-компании, я налетел в темноте на Щетинина. "Слышишь, сказал он, - как корежит?"

Шум усилился, превратившись в непрерывное бу-бу-бу-бу.

– Пошли поглядим, - сказал Щетинин, зажег фонарь, и мы вместе двинулись по направлению звуков.

Вот что-то грохнуло, застонало и замерло. Льдина под нами вздрогнула от тяжелого удара. Пройдя еще метров сто - сто пятьдесят, мы остановились перед неширокой трещиной. Щетинин поднял фонарь, и яркий луч света выхватил из темноты беспорядочную груду шевелящихся, словно живых, глыб. Ледяной вал двигался довольно быстро. Придавленный его тяжестью, край льдины треснул, а за нашей спиной пробежала тонкая извивающаяся черная полоска, отчетливо видная на белом фоне снега. Мы отбежали назад, чтобы не оказаться отрезанными от лагеря, едва не угодив в быстро расширяющееся разводье.

Торошение усиливалось. Из лагеря навстречу нам приближались огоньки. Все население станции спешило к месту происшествия.

– Ну вот, все говорили прочная, прочная, - сказал Курко, - и сглазили.

Но взлетная полоса не пострадала. Всю ночь по двое мы навещали опасный участок. Подвижки к утру прекратились, и лед замер.

Кончилось топливо. Камелек пыхнул в последний раз и погас. Остывший, закопченный, он стоял сиротливо в углу, напоминая о счастливых вечерах. Мороз снова разукрасил брезенты замысловатыми пушистыми узорами. Клеенка покрылась льдом. Холодно и неуютно. Лишь щенятам все ни по чем. Повзрослевшие, прозревшие, они шумной компанией обследуют незнакомый, диковинный мир. Скоро их неуемная страсть к познанию становится невыносимой. То исчезает унт, оказывающийся после долгих поисков за ящиками с медикаментами, то Дмитриев, кляня все на свете, ищет по всей палатке шапку, обнаруживая ее в ведре с водой.

31 января

Вот и кончается январь. Самый долгий, самый суровый месяц полярной зимы. Согласно календарю, продолжительность сумерек должна быть не менее трех-четырех часов. Но погода стоит пасмурная, и сквозь плотную завесу туч не пробиться ни единому знаку приближающегося дня.

Вечером подвижки льдов возобновились. Палатка часто вздрагивает от толчков. Одетые, с аварийными рюкзаками наготове, мы расселись на кроватях в ожидании.

Выдержит ли наша льдина сжатие соседних полей? Устоит ли перед натиском миллиардов тонн льда, напирающих со всех сторон? Какая судьба ждет наш лагерь? Наконец все затихло. Только время от времени, тяжело ухнув, где-то обрушивается ледяная глыба. Обрывки туч медленно проплывают по небу, окрашенному бледными полосами рассвета. Мы спешим посмотреть на следы ночной атаки. Перепрыгивая с льдины на льдину, забираемся на гребень высокой гряды торосов. Всюду, куда хватает глаз, виднелся перемолотый лед. Местами ледяные глыбы, ровные, как стол, образовали огромные надгробья, окруженные серпантином черных трещин.

Я взглянул туда, куда указывал рукой Гурий. За аэродромом простиралось широкое пространство чистой воды. Черной, пугающе неподвижной. Только сейчас, кажется, я с поражающей ясностью понял, сколь эфемерным было ощущение надежности окружающего нас белого пространства, казавшегося обыкновенной заснеженной равниной. Только сейчас я впервые ощутил хрупкость ледяного поля, представляющего собой всего-навсего кусок замерзшей воды, под которым лежит океанская бездна.

Натиск стихии не внес изменений в наш обычный распорядок, и с утра все свободные от вахты занялись постройкой снежных домиков для научных наблюдений. Однако к полудню ветер усилился до двадцати метров в секунду и спиртовой столбик опустился до минус сорока градусов. При таком сочетании мороза с ветром охлаждающее действие отрицательных температур на организм человека многократно возрастает. Ученые даже придумали специальный показатель суровости для его оценки - ветро-холодовый индекс. Сегодняшняя ветро-температурная комбинация тянет градусов на восемьдесят мороза. Недаром пребывание на открытом воздухе превращается в тягостное испытание. Работать можно только спиной к ветру, а стоит на мгновение вытащить руки из громадных, неуклюжих, но теплых рукавиц-грелок, как пальцы тотчас же перестают гнуться. На щеках появляются подозрительные белые пятна, и приходится то и дело отрываться от работы, чтобы оттереть замерзшее лицо.

После ужина, наскоро прибрав и вымыв посуду, я спешу в палатку. Сегодня надо закончить очередной контрольный медицинский осмотр. Никитин уже давно ждет меня, коротая время беседой с Гудковичем.

После дотошного опроса о самочувствии, сне, аппетите и прочих вещах, свидетельствующих о здоровье человека, я прошу Зяму подкачать паяльную лампу. Когда немного потеплело, Никитин стягивает с себя свитер, оставшись в одной ковбойке.