На грани тьмы

Трусить, подчиняться. Бояться всего и всех. Ненавидеть.

В противном случае он победил. Свобода из физической клетки мало что значила, если она не могла выкинуть его из головы, если она все еще жила так, словно находилась в ловушке.

Она сказала:

— Да.

Взгляд Лиама снова остановился на ней, острый и пронизывающий. Все в ней хотело отвернуться, опустить глаза в пол, но она заставила себя встретить его взгляд.

— Мир полон жадных, ненавистных, жестоких людей, — заявил он. — Без правительства, контролирующего их, без полиции и угрозы тюрьмы, сдерживающих их порывы, люди станут худшими версиями самих себя. Они будут похищать, насиловать и многое другое.

Она не наивна. Но и не глупа. Ханна знакома со злом. Она смотрела в его глаза.

Вся страна скатывалась в беззаконие и хаос. Отчаяние породило страх, ненависть и насилие. Через несколько недель почти все впадут в полное отчаяние. Многие уже достигли его.

— Ты прав, — мягко сказала она. — Я знаю, на что способны люди. Но все же не верю, что все они плохие. Что бы ни случилось. В мире есть доброта. Должна быть. Иначе в чем смысл?

Лиам не ответил ей.

Она прикусила нижнюю губу.

— Посмотри на доктора Лауде. Разве она не помогает нам без всякой выгоды для себя?

Он покачал головой.

— Однажды она поможет не тому человеку. Отдаст слишком много. И кто-нибудь либо заберет все, что у нее есть, либо убьет ее за это.

На мгновение оба замолчали. Они вспомнили о Сиси.

— Ты думаешь, что хорошие просто умрут.

— Да.

— Может быть, им нужен защитник.

Лиам посмотрел на нее.

— Кто-то, кто может научить их, как защитить себя. Ты можешь быть хорошим человеком и бойцом.

— Хорошим человеком и убийцей?

Она не колебалась.

— Да. Абсолютно. Если это правильный человек и действует по правильным причинам.

Он кивнул, но ничего не сказал.

Ханна сунула руку в правый карман куртки и нащупала рукоятку складного ножа, рядом с которым лежал пистолет.

— Ты сказал, что научишь меня.

Лиам повернулся и посмотрел на нее. Серый дневной свет, проникающий через окна, подчеркивал его суровые черты, яростные голубые глаза.

— Хочешь начать прямо сейчас?

Ее сердцебиение участилось.

— Я хочу как-то отвлечься. Пожалуйста.

Лиам кивнул и бросил еще один взгляд на город, который выглядел совершенно заброшенным, ни единой живой души. Их снегоход с прицепом припаркованный у входа, единственная машина, не занесенная снегом.

Он подошел к ней, убрал в карман свой пистолет и протянул руку.

Ханна достала «Ругер» из кармана и протянула ему. Он провел так называемую проверку состояния системы и убедился, что предохранитель находится на месте.

Она поднялась на ноги, держась рукой за спинку стула для равновесия. С каждым днем она чувствовала себя все более неуклюжей. Поморщившись, она прижала руку к пояснице.

— Что сначала? Найти тир? Несколько пустых бутылок из-под пива?

— У нас нет лишних патронов, чтобы тратить их на стрельбу по мишеням. Нам нужен каждый патрон для самообороны. И не стоит привлекать внимание выстрелами.

Она поникла.

— Ох.

— Я все еще могу научить тебя правильной стойке, как держать оружие, как целиться. И где находится предохранитель.

Ее щеки пылали. Ханна вспомнила библиотеку, свой ужас, как в слепой панике шарила пальцами по пистолету, забыв о предохранителе.

— Я помню.

Лиам смотрел на нее. Ханне не понравилось, как он смотрел на нее. Как будто считал ее маленькой и слабой.

Ей было неприятно, что это правда. Она делала все возможное, чтобы сохранить здоровье в своей подвальной тюрьме, однако человек не мог изменить свои физические данные. Она всегда будет маленькой, но она не должна оставаться слабой.

— Покажи мне.

Он показал.

— Ты должна держать его в обеих руках, причем левая рука должна находиться под правой.

Волна стыда захлестнула Ханну.

— Я не могу держать его так.

— Конечно, можешь. Ты просто…

— Моя левая рука. Она бесполезна.

Он колебался. Лицо помрачнело. Тень, которую она не могла прочитать, прошла по его лицу, а затем исчезла.

— Сними свои перчатки.

Она повиновалась. В ярком дневном свете ее больная рука выглядела еще хуже, чем обычно. Сломанные пальцы изуродованы, похожи на когти, неправильной формы, как искривленные и сросшиеся ветви старого дерева.

Ханна могла двигать ими, но только с большим усилием и болью. Лишь большой палец еще функционировал относительно нормально. Он выглядел уродливо. Гротескно и отвратительно.

Она покраснела от смущения и отвращения к себе.

Ей не хотелось показывать левую руку на свету, не хотелось, чтобы это видел Лиам. Она не хотела, чтобы он считал ее уродливой или отвратительной. Мысль глупая, но она ничего не могла с собой поделать.

Она попыталась убрать изуродованную руку, спрятать ее в карман, обратно в перчатку, за спину — куда угодно, но Лиам схватил ее за запястье прежде, чем она смогла отстраниться.

Его лицо не исказилось от отвращения. Он не смотрел на нее с брезгливостью. Он рассматривал ее уродство с клинической отстраненностью, пальцами нежно обводя ее ладонь.

Прикосновения его пальцев пронзили Ханну, как удар электричества. Ее желудок забурлил, сердце громко стучало в ушах.