На грани тьмы (ЛП)

— Тогда я буду подкладывать грязь в твои ботинки и лягушек под твою подушку.

— Вот только я люблю лягушек и грязь, так что тебе придется придумать что-нибудь получше.

Он пожевал нижнюю губу, размышляя.

— Я буду незаметным. Ты никогда не увидишь моего появления. Прямо как супер-ниндзя.

Квинн взъерошила его волосы.

— Туше, Мелкий.

Суровые черты Молли смягчились.

— Твоя доброта оценена, Ноа. Но это мой дом. Мы с мужем прожили здесь сорок лет. Пусть у нас нет электричества, но мы знаем, как обойтись. У нас все будет хорошо.

Квинн сморщила нос, как будто ей не очень хотелось обходиться без электричества, но она не стала спорить. Ее пирсинг в губах и бровях блестел в свете костра.

Лицо Майло поникло. Квинн наклонилась и что-то прошептала Майло на ухо. Достаточно громко, чтобы Ноа услышал.

— Мы все еще можем быть лучшими друзьями, но только если ты поклянешься на мизинце не рассказывать об этом ни единой душе.

Майло усмехнулся и радостно подцепил ее мизинец своим.

Снаружи шел снег. Ветер свистел по углам дома. Крупинки льда стучали по темному стеклу.

Внутри было тепло и безопасно. Майло почти в порядке. У людей есть еда, вода и дрова еще на день. Город под защитой.

— Дела идут в гору, — сказал Ноа. — Я думаю, мы действительно справимся.

Квинн бросила на него недоверчивый взгляд.

— Ты правда в это веришь?

— Верю.

Квинн пролистала экран айпода и выбрала песню. Из динамиков зазвучала «The End of the World as We Know It» R.E.M.

— Значит, ты не согласна, — отшутился Ноа.

Ухмылка Квина померкла.

— Эти недоумки из ополчения забрали половину бабушкиной кладовой, ты знал об этом?

— Совет одобрил десять процентов.

— Это было не десять процентов. Они взяли больше, потому что хотели. Потому что могли.

Ноа поджал губы. В его сердце закралась тревога. Он подавил ее.

— Я поговорю с Саттером. И верну вам все назад.

Взгляд, брошенный на него Квинн, в лучшем случае выглядел скептическим.

— Я верну. Не волнуйся. Теперь все будет лучше. Я обещаю.

Она покачала головой и посмотрела в окно.

— Я думаю, ты ошибаешься. Настоящая буря только начинается.

Глава 55

Лиам

День двенадцатый

Лиам ничего не мог с собой поделать. Его самозащита ослабла, нервы оказались на пределе.

Ужасные воспоминания нежданно-негаданно обрушились на него. Горе и печаль грозили его захлестнуть. Он уже проходил через это раньше.

Каждый раз, когда он смотрел на Ханну, он видел Джессу. Чувствовал кровь на своей коже, нож в руках, отчаяние и безысходность, терзающие его сердце.

Он спас ребенка — своего племянника — но не мать. Не Джессу.

Он потерял свою невестку. Потерял единственную женщину, которую когда-либо любил. Сколько бы умений и талантов у него ни было, он не смог ее спасти.

Лиам уставился на свои руки.

Он рожден солдатом. Его руки созданы для причинения боли, для уничтожения врага, для того, чтобы плохие парни никогда не добрались до дома.

Он выполнял грязную работу, чтобы другим никогда не пришлось это делать.

Убийство единственное, в чем Лиам хорошо разбирался. Он знал, как лучше сломать человеку шею, как перерезать горло, каждую артерию в человеческом теле и сколько времени нужно, чтобы тот истек кровью. Он мог убить человека с девятисот ярдов.

Теперь эти знания совершенно бесполезны. У него имелись навыки полевого медика, как и у всех спецназовцев, но он боялся, что этого будет недостаточно. Не для этого. Не для того, что поставлено на карту.

Ханна и ребенок внутри нее. Они прошли через слишком многое. Вместе боролись, сражались и истекали кровью.

Лиам не собирался снова потерпеть неудачу.

Он не позволит ей умереть.

Лицо Ханны исказилось в абсолютной сосредоточенности и концентрации, в безмерной боли. Ее длинные каштановые волосы намокли и завились на лбу, на щеках. Ее тело напряглось, сухожилия на шее вытянулись.

Ханна закричала. Высокий, панический животный крик ужаса и страдания.

Сердце Лиама заколотилось от адреналина и страха.

— Ханна!

Он сжал ее руку. Это была ее «плохая» рука, ее деформированные пальцы оставались жесткими и неподатливыми под его ладонью. Здесь не было ничего уродливого. Ничего.

Ее рука стала боевой раной. Боевым шрамом. У него полно своих.

Ханна не реагировала на его прикосновения. Ее закрытые глаза быстро двигались под веками. Кожа стала абсолютно белой, каждая веснушка выделялась, как кровь.

Ужас скрутил его изнутри.

— Ханна. Ты меня слышишь?

Она пробормотала что-то нечленораздельное. Она явно бредила.

Лиам наклонился над ней, обхватил за плечи, нежно тряс и звал по имени.

— Ханна, Ханна! Вернись. Очнись. Открой глаза.

Она не очнулась. Она не открыла глаза. Ее тело обмякло в его руках.

Его мозг перебирал варианты и оценивал ситуацию. Его обучение взяло верх, мышечная память о неотложной медицинской помощи в полевых условиях, о людях с ампутированными конечностями и истекающих кровью на песке.

Лиам приложил подушечки пальцев к ее пульсу. Тусклый, нитевидный, такой слабый, что он сомневался, что вообще что-то почувствовал. Лиам положил руки ей на грудь. Наклонившись ближе, он не почувствовал ни теплого дыхания на своей щеке, ни легкого вздымания ее ребер.