На грани тьмы

В голосе его Трааль с удивлением улавливает похвалу. Капитану невдомек, что участие Бренна в подобных переделках сводится лишь к боевым действиям, и его вовсе не тянет вникать, что кроется за кулисами событий. Слишком часто он натыкался бы на всякое свинство, это уж точно. К чему терзаться сомнениями? Не думать куда лучше. Так считают большинство людей. Бренн любит своих «гепардов», его устраивает жизнь, которую он ведет. Со временем, когда по возрасту он уже не сможет служить в специальном соединении, если его не подстрелят до тех пор и не превратят в инвалида, за него обеими руками ухватятся фирмы, поставляющие телохранителей частным лицам.

Пока Эберт звонит по телефону, от забора отделяется полицейский офицер с белым конвертом в руках. Он подходит к Траалю.

— Данные на убитого террориста, господин капитан.

— Благодарю.

— За кордоном собралось не меньше пятидесяти журналистов. Среди них и зарубежные. И телевидение подъехало. Что делать?

Трааль смотрит на Эберта. Тот закончил разговор.

— Журналисты? Еще чего! Гоните их прочь! И без них хлопот хватает!

Офицер уходит. Трааль вскрывает конверт, пробегает глазами текст:

— «Стен Флатро, двадцати четырех лет… В прошлом году присоединился к Третьему фронту. По донесениям тайной службы, принимал активное участие в нескольких операциях. Отличный шофер. В последнее время перешел на нелегальное положение. Скрывался, вероятно, у людей, симпатизирующих террористам. Личность установлена по отпечаткам пальцев и ладоней, всякое сомнение исключено».

— Да, маловато, — проворчал Бренн. Он подозвал лейтенанта Чаринга, приказал сменить «гепардов» из первой цепи окружения, дать им возможность отдохнуть. Одну группу снайперов отвести назад. Остальным следить за происходящим еще внимательнее.

— Президент сердится, — кратко резюмирует свой телефонный разговор Эберт. — Но другого выхода у нас нет, уступать террористам нельзя.

— Тяжелый предстоит денек, — говорит Бренн и смотрит на часы. Скоро пятнадцать часов.

У большого стола — тяжелая тишина. Лишь изредка слышно, как кто-то скрипнет стулом или вздохнет. Сквозь зарешеченные окна светит послеполуденное солнце.

Профессор украдкой оглядывается. Его интересует не стоящий в дверях террорист, а товарищи по несчастью — заложники. Он видит их дрожащие руки на столе, поникшие плечи и искаженные страхом бледные лица. Испуганно бегающие глаза. Или уставившиеся в одну точку отрешенные взгляды.

Где-то трезвонит телефон. «Кто, интересно, звонит?» — думает секретарша. Прядь волос падает на глаза, она не осмеливается отвести ее. Стоящий в дверях террорист может неправильно истолковать ее жест. «Кто звонит в такое время?» Секретарша судорожно цепляется за эту мысль, чтобы не думать о положении, в котором они оказались. Где-то кто-то набрал номер их телефона, наверное, ждет ответа, прижав к уху трубку. Ему и в голову не приходит, что сейчас в институте не суетятся лаборанты, не склоняются над микроскопами ученые, не вспыхивают лампы в фотолаборатории, не бегают за стеклом под пытливыми взглядами мышки с розовыми носиками. С ними-то что? Кормили их?..

Молодой лаборант напряженно о чем-то думает. В голове его вырисовываются контуры отчаянного плана, и, несмотря на страх, решение его крепнет, он все больше уверен, что осуществит его.

Так проходит более часа.

Бренн спокоен. В войне нервов всегда побеждает тот, у кого они крепче. Майору привычна атмосфера, когда в воздухе вибрирует напряжение, люди — словно натянутая стальная струна, а во рту от ожидания появляется какой-то странный привкус.

— Значит, ждем, — говорит Трааль.

— Вот именно, — ворчит Эберт, не глядя на капитана.

Звонок городского телефона. Траалю докладывают о результатах анализа звуколаборатории.

— Голос на первой магнитофонной пленке с записью, сделанной в институте, вероятно, принадлежит Кирку Лиммату. Ему тридцать девять лет, неоднократно был судим за вооруженные ограбления и террористические акции. Давно числится на нелегальном положении. Подробности о нем тайной службе неизвестны.

— А другой голос? Того, что звонил журналисту?

— Установить не удалось. В звуковой картотеке его нет.

— Благодарю.

— Так мы ни на шаг не продвинемся, — размышляет Эберт. — Возможно, будет какой-то результат, если установим, кому принадлежит другой голос.

— Я все думаю о заложниках, — со вздохом проговорил Амстел и посмотрел на часы. — Им, наверное, страшно. Давайте звонить террористам!

— Знаю, что страшно, — раздраженно кивнул Эберт. — Но если позвоним сами, то выкажем слабость.

— По-вашему, это теперь так важно? — вскочил Амстел. — Безопасность заложников и культуры бактерий — вот что главное! А не мнение о нас каких-то паршивых уголовников!

— Как раз это их мнение очень существенно, — перебил Бренн. — От него зависит, как они поведут себя с заложниками. Нельзя еще более обострять положение.

Сказав это, Бренн, в сущности, признал правоту обоих.