На грани тьмы

Заложники сидели в хвосте военного самолета. На их лицах уже не было чулок. Волнение профессора Дрейменса немного улеглось. «Нас осталось всего четверо», — думал он. При виде аэродрома в нем пробудилась надежда, он цеплялся за тонкую соломинку, и, хотя сомнения то и дело повергали его в отчаяние, ему хотелось верить в благополучный исход, но… Смертельно бледное лицо секретарши казалось совсем белым. Говорить друг с другом им запретили, но иногда они исподтишка обменивались взглядами. В глазах профессора секретарша читала ободрение и пыталась успокоиться. Это ей плохо удавалось.

Руководитель лаборатории успокаивал себя тем, что не он главный заложник. Если еще кого-либо отпустят на свободу, быть может, он будет в их числе. Но пока все это только слабая надежда. Он ощущал страшную усталость, на шее вздулись жилы. Четвертый заложник — худенькая женщина средних лет, сотрудница лаборатории. Днем она плакала, но сейчас глаза ее сухи, уголки рта нервно подергиваются. Она почти ничего не видит, едва слышит, смутно понимает, что вокруг происходит. «Только бы наступил конец, скорее бы конец», — безостановочно повторяет она про себя.

Все пассажиры ощутили, как машина поднялась в воздух.

Террористы сидели в пассажирском салоне ближе к носу самолета на металлических сиденьях, прикрепленных к ребристым боковым стенкам. Они переодевались. Из больших сумок вынули зеленовато-коричневые брюки и куртки, ботинки на толстой подошве. Парашюты валялись на полу — большие коричневые полотняные пакеты с тщательно пристегнутыми сверху шнурами.

Лица их оставались под чулками. Несмотря на это, капитан Костис сделал много снимков со светящегося голубоватым светом экрана. Кто знает, быть может, специалисты смогут использовать эти фотографии. В микрофон он сказал:

— Высота две тысячи метров, направление юго-юго-восток. Находимся в сорока километрах от аэродрома Аточа.

Перед сиденьем Лиммата тоже микрофон. Его подставка наспех прикреплена прямо к полу. На металлической пластине индикаторы приборов.

— Поверните на шесть градусов восточнее, — приказал Лиммат.

Пилот повиновался. Пассажиры ощутили, как самолет забрал чуть левее. Лиммат проследил за приборами и отдал новое указание:

— Юго-юго-запад, высота три тысячи метров!

Он с удовлетворением отметил про себя, что приборы функционируют безукоризненно.

Кабину от салона отделяла герметически закрытая толстая металлическая дверь. Летчики были в безопасности, зато жизнь заложников все еще зависела от террористов.

Пока Костис переговаривался с Лимматом, Ваубан, второй пилот, по радио связался с диспетчерской вышкой Аточи.

— Что происходит? — услышал он голос полковника Эберта. — Радары отметили, что «Мотылек» все время вихляет.

— Я — «Мотылек»! Вожак террористов испытывал контрольные приборы. Все в порядке.

Снова тихо. Самолет продолжает свой полет.

Выдерживая расстояние в несколько километров, за «Мотыльком» летит второй самолет. Хотя это против правил, Бренн велел погасить сигнальные огни. В кабине пилота темно, только слабо мерцают маленькие лампочки приборов.

— Готов инфракрасный киноаппарат? — спрашивает майор.

— Готов, — докладывает лейтенант Меравил. Этот детина едва помещается за креслом одного из пилотов.

— Приемник радиосигналов?

— Готов! — докладывает другой лейтенант, Чаринг.

— Жаль, что мы не знаем их планов, — ворчит майор. В шуме моторов никто этого не слышит. Пилоты следят за приборами. Машина идет плавно.

— Получил новое указание, — слышится голос Костиса, докладывающего диспетчерской Аточи. — Вожак приказал лететь в сторону Ленбурга. На высоте трех тысяч метров поворачиваю на юг.

Бренн молчит, пилотам «Летучей мыши» специальный приказ не нужен, они и без того следуют за летящим впереди «Мотыльком».

Полковник Эберт устал. С половины седьмого утра он на ногах. В полвосьмого уже был во дворце президента, а потом колесо завертелось. Сейчас поздний вечер. Двадцать один двадцать.

— Донесение из больницы, — докладывает кто-то за его спиной, вероятно полицейский офицер.

— Читайте.

— «Состояние четырех заложников, отпущенных на аэродроме, в пределах нормы. Женщины получили успокоительное. Шофер Дрейменса в альбоме полицейской картотеки опознал двух террористов. Женщина — Катарина Хиртен, ей двадцать восемь лет, принимала участие во многих террористических акциях, в течение двух лет разыскивается полицией. До сих пор была на нелегальном положении. Второй — Роджер Манч, тридцати семи лет, с декабря прошлого года разыскивается за вооруженное ограбление банка и похищение людей».

— Троих мы теперь знаем, — заключает Трааль и добавляет: — Я прикажу усилить слежку за старыми квартирами Лиммата, Хиртен и Манча, за их знакомыми и членами семьи, если таковые имеются.

— Уполномочиваю вас прослушивать телефонные разговоры. Письменное разрешение подпишу позднее, — кивает Эберт.

— Понял. Благодарю.

Трааль уходит. Эберт и его штаб продолжают наблюдать за двумя движущимися на радарных экранах точками.

— Я — «Мотылек», — слышат они голос Костиса. — Мы над Ленбургом. Террористы приготовили один парашют.