На грани веков

Холодкевич задержался лишь на несколько минут, затем исчез с кладбища, должно быть, ему стало не по себе от женских взглядов, в которых уже не было ни прежнего любопытства, ни доброжелательности. Когда соратники Мартыня принялись засыпать могилу и провожающие запели, Курт сделал крюк и подошел сзади к Мартыню.

— Наш пан Крашевский покинул нас; мне кажется, что и ты долго здесь не задержишься. Как ты думаешь?

Мартынь съежился, точно задетый за самое больное место, но не смог ничего ответить. Барон и не ожидал ответа, продолжая свое:

— Русские скоро будут под Ригой, помяни мое слово. И тогда нам самое время действовать, в особенности тебе. Ведь ты же не станешь ждать, пока кто-нибудь донесет, что ты известный вояка. Тогда уже поздно будет.

И об этом в бессонные ночи много думал кузнец. В ответ он тихо пробормотал:

— Как же узнать, когда самое то время настанет?

— Не горюй, извещу, я поблизости буду. Теперь большие дела начнутся, и наше место там, где они будут вершиться; пусть все остальные остаются, как пни, которые и шевелить бесполезно.

Он вновь говорил выспренне и восторженно, но глаза его все-таки опасливо сновали по сторонам. Видимо, незаметное исчезновение Холодкевича показалось ему подозрительным. Минуту спустя точно так же исчез и он. Присутствовавшие на похоронах стали расходиться, только богаделенские толпились около узла Анджихи. Мартынь поглядел по сторонам, выискивая отца, затем, словно стряхивая что-то, передернул плечами и широкими шагами один ушел с кладбища. Небо висело, плотно затянутое тучами, порывистый ветер сеял прохладный весенний дождь.

ЧАСТЬ IV У ВОРОТ РИГИ

Первый раздел

1

Весь тысяча семьсот восьмой год шведский король преследовал русских в Польше, коршуном кидаясь то вперед, то вправо, то влево, туда, где укрывались отдельные отряды рассеянного войска Петра Первого. Некоторую поддержку ему оказывали отряды поляков и казаков самовластно посаженного им на престол Станислава Лещинского, бобруйского старосты Сапеги и генерал-майора Красова. Но русские в крупные баталии не вступали, а, переняв от самих преследователи их военную тактику, в особенности стремительные маневры, сберегали силы для главной битвы; благодаря же отдельным мелким стычкам обрели воинскую сноровку и закалились. Однако Карл медленно, но неотступно оттеснял весь их разорванный фронт к русским границам, за которыми собирал свои силы мятежник Мазепа с запорожскими казаками. Ожидалось восстание и донских казаков. Русские, отступая, разоряли имения, сжигали села и даже неубранный хлеб, чтобы противнику пришлось двигаться по пустым и безлюдным краям. Царь не находил себе места ни в Москве, ни на воронежских корабельных верфях; то и дело он мчался к своему войску, чтобы еще раз прикинуть, нельзя ли остановить слишком зарвавшегося и издевающегося над ним противника.

Карл Двенадцатый был столь уверен в беспомощности русских, что долгое время медлил призвать себе на подмогу оставленные в Риге полки. Наконец, Петр узнал, что генерал Левенгаупт с корпусом в шестнадцать тысяч прибыл в Польшу и движется на соединение с армией короля. Созвали военный совет и порешили, что фельдмаршал Шереметев с главными силами выступит против полков короля Карла. Сам царь взялся руководить действиями против корпуса Левенгаупта. Выведав от пленных, что шведский генерал движется вперед в большой спешке, Петр так же поспешно двинул свое войско. В проводники набился какой-то жид из деревни Григорково. Но это был подкупленный шведами предатель — он побожился, что противник-де еще не переправился через Днепр, хотя на самом деле он сделал это еще три дня тому назад. Русские сами начали переправу на тот берег, да так бы и прозевали шведского генерала, если бы не попался им шляхтич Петрокович, рассказавший правду. Жида, понятное дело, немедля повесили, а указывать путь доверили этому шляхтичу. Двадцать восьмого сентября у деревни Лесной русский царь напал на шведов, посчитав, будто их всего восемь тысяч, то есть вполовину меньше, нежели на самом деле. Русских же было всего девять тысяч девятьсот двадцать пять драгунов, на две тысячи больше, чем пехоты. Сражение началось в час пополудни и длилось несколько часов, обе стороны так утомились, что часа два отдыхали на расстоянии доброго пушечного выстрела друг от друга. Затем баталия продолжалась еще ожесточеннее до семи вечера, пока шведы не были наголову разбиты и не бежали, оставив восемь тысяч павших. Преследовать бегущих царь на следующее утро отправил генерал-лейтенанта Флюка с несколькими отрядами драгун, казаков и калмыков. Они нагнали шведов у Пропойска, перебили более пятисот человек, несколько сот взяли в плен, кроме того, захватили более двух тысяч повозок. Да и из тех, что рассыпались в бегстве по дорогам и лесам, казаки многих побили. И, наконец, генерал-майор Ифланд под самым королевским лагерем напал на остатки армии Левенгаупта, многих перебил, отнял знамя и взял в плен две сотни солдат с тремя офицерами.