На грани веков

Столько же, только без драгун, на левом берегу дали бригадиру Лесси, помимо того еще двух инженеров и двух рижских дезертиров, которые знали окрестности и могли быть проводниками. Сигналом к наступлению был выстрел из трех мортир с Петершанца. Мушкеты пускать в ход было запрещено, предстояло, действуя одними палашами, ворваться в предместье, окруженное частоколом, а местами и бруствером; кроме того, оно было окружено глубоким, наполненным водой рвом с дамбой, под которую, возможно, были подведены мины. Все время, пока солдаты вели траншеи к предместью, противник непрестанно стрелял из крепости, убив двух челочек и тяжело ранив третьего. Русские в свой черед непрерывно бомбардировали Ригу с Петершанца, чтобы не пропустить подкрепления к шведам, обороняющим предместье.

Тридцать первого мая бригадиру Лесси приказали в одиннадцать часов начать штурм по дамбе, а для подкрепления прислали еще часть в полтораста пехотинцев и казаков. Орудуя палашами, русские ворвались в предместье; защитники его искали укрытия в Риге, успев предварительно поджечь все дома, еще не занятые штурмующими. Пока русские укреплялись там, с городских стен сильно били из пушек.

С самого утра до полудня рижские пушкари непрерывно бомбардировали укрепления, возведенные бригадиром Штафом на вершине холма у ветряков на правом берегу Двины. Крепко сжав в руке мушкет, Мартынь укрывался в глубоком окопе, совсем забыв об украинце справа и о Мегисе слева. Голову он часто высовывал наружу, сверкающие глаза его не отрывались от валов крепости, где один за другим вспыхивали пушечные выстрелы, а в промежутках слышалась дробь мушкетов. Бомбы изрыли весь пригорок, иная падала далеко позади, редко которая разрывалась на самом краю окопа, взметывая кверху желтые струи песка. Кузнец не обращал на них внимания. Дезертиры сообщили что горожане готовят вылазку; только этого он и ожидал. А потом и это выскользнуло из его памяти, он уже не помнил, почему тут лежит и зачем надо брать Ригу Охваченный воинственным пылом, он чувствовал только, что все мысли смешались в дымящийся вихрь, крутящийся вокруг одного — надо стрелять, убивать, уничтожать. Но стрелять было запрещено, потому что на валах не видать ни души, даже пушкари находились в надежном укрытии. Время тянулось бесконечно долго; Мартыню уже мерещилось какое-то движение внизу у валов, в ушах так звенело, что орудийные выстрелы казались приглушенными, безобидными хлопками.

В полдень у валов внезапно показалась группа рижских кавалеристов, они невиданно быстро построились в два ровных ряда и с палашами наголо понеслись в гору. Где-то за окопами грохнули три русские пушки, первые ядра врылись в песок в двух десятках шагов перед окопами. Солдаты скрипели зубами и чертыхались. Два из следующих трех ядер угодили прямо в середину скачущих, закидали их желтыми брызгами и заставили смешаться. Один конь вместе с всадником взвился на дыбы, другой упал, ткнувшись мордой в песок, солдат кувырком перелетел через его загривок. Но в этот момент и мушкетеры расслышали команду, раздался залп, второй, затем третий, потом один за другим затрещали разрозненные торопливые выстрелы. Уже после второго залпа рижане сбились в клубок, который еще пытался катиться к ветрякам, но, еще раз крутнувшись на месте, помчался назад, словно его скидывал сам откос взгорья. Ветер унес следом тучу порохового дыма. Когда он рассеялся, откуда-то справа раздался восторженный вопль: «Восемь!» Но сразу же вслед за этим на самом верху у мельниц, откуда, очевидно, откос проглядывался лучше, послышался еще более громкий возглас: «Двенадцать!» Вероятно, это обозначало число убитых всадников или коней, а может быть, и тех и других вместе.

Но считать было уже некогда. Из рассеивающейся внизу тучи выскочили солдаты крепостного гарнизона, пригнувшись, пробежали немного, бросились на землю и выстрелили. За ними, стоя, палили красные и желтые солдаты городской гвардии. В русских окопах еще не отдали никакой команды; пули рижан, чавкая, секли бруствер. Мартынь не мог удержаться и заставить себя ждать еще чего-то, его туловище само вскинулось, точно подброшенное скрытой пружиной. Но украинец тут же стянул его за ногу назад, да еще накричал на него так свирепо, словно Мартынь подвергал и его опасности:

— Скотина ты этакая! И чого ты башку пид пули суешь!