На грани веков

— Ты лучше не ври и не запирайся, это тебе не поможет! В Ригу пошел, на меня жаловаться, на меня, мерзавец этакий! А может, он с какой-нибудь девкой пригожей в лес удрал? Ты же ведь на чучело похожа.

Инта, чуть склонив голову, исподлобья взглянула на барыню.

— А что ж я поделаю? Какими нас господь бог произвел на свет, такими и приходится жить.

«Нас — такими?» Только ли о себе это сказано? Нет, на костер эту поганую ведьму, эту… Баронесса дышала еще тяжелее, чем ее холопка, даже зубы стиснула, шевеля одними губами.

— Довелось мне слышать, что кузнец, подобно истинному рыцарю, своих невест в тюрьме никогда не оставляет. Как ты думаешь, поганка, если я прикажу запереть тебя — придет он за тобой?

— Наверняка придет, барыня. Как хотите запирайте, а только он меня вызволит.

— А! Ну не говорила ли я, что он рыцарь? Ну, пускай приходит. И если он тебя вызволит, тогда сможете жениться, я возражать не буду, даже сама свадьбу устрою, богатую свадьбу. Эй, волоките вниз эту сучку! Ключ пускай у кучера хранится, может, он нам сегодня ночью еще понадобится.

Кучер с Бертом уже собрались схватить Инту под руки, но она свирепо оттолкнула их.

— Отступитесь, живодеры, я сама пойду!

Кучер впереди, Рыжий Берт следом за нею — так она и спустилась, держа за руку Пострела, стараясь не показать Осе, что как раз в эту минуту начали рушиться ее решимость и упрямство, что крик отчаяния уже готов сорваться с ее губ. Вот они вышли, потом спустились к дверям подвала; Инта растерялась и даже не сообразила, что ее вталкивают в подвал, а Пострела отрывают и оставляют на дворе. Со звоном щелкнул слаженный Мегисом замок. Кучер спрятал ключ в карман. Рыжий Берт, подхватив малыша под мышки, тащил его наверх, тот вопил, брыкался и пытался оторвать стиснувшие грудь волосатые пальцы. Наружные двери просто захлопнули, они были крепкие и тяжелые. Пострел напрасно скреб ногтями, не в силах дотянуться де ручки.

Солнце уже спускалось за сосняк, когда Мартынь по вырубке мимо посаженной отцом рощи вошел в свою усадьбу. Пожалуй, даже не скажешь, что вошел, — ноги волочились по земле, дрожа в коленях, спина точно перебитая — плечистая фигура его пошатывалась из стороны в сторону. Кафтан он снял и шапку нес, зажав в руке, пот ручьем катился по глазам и по носу, рука уже давно не подымалась, чтобы вытереть его. Рот приоткрыт, из него вырывалось судорожное свистящее дыхание, точно у загнанного зверя. Еле добрался до угла клети и повалился на брошенный кафтан и шапку. Две бессонные ночи и сумасшедший бег без минуты передышки по лесам и топям в конце концов одолели даже этого могучего человека. Перед глазами дрожала красноватая пелена, они слипались, голова клонилась на грудь. Но тут он заметил, что язык во рту пересох и отяжелел, горло саднит и все нутро горит от жгучей боли. Вскочил и поплелся к колодцу. Вода в вытащенном ведре нагрелась на солнце, он припал к ведру и пил, пил, изредка переводя дух, затем опустился, повалился на траву и вмиг заснул. Вместе с жаждой заглохло и то, что всю дорогу толкало его вперед, точно сильно скрученная пружина, только смутно промелькнуло в сознании, что наконец-то он на месте, теперь все в порядке. Из клети, мяукая, прибежал кот, понюхал колено спящего, подлез ближе, лизнул мокрую щеку и, свернувшись, лег подле него. Кузнец уже ничего не чувствовал.

Когда над двором Атаугов послышалось первое всхрапывание свалившегося от усталости человека, из кустов тальника на меже Бриедисов вынырнула лохматая голова Анны. Она огляделась, прислушалась, вылезла и тише покойного Дуксиса стала подкрадываться к клети, ни на миг не спуская глаз со спящего в низинке. Вот она нагнулась и необычайно ловкими вороватыми пальцами обшарила брошенный кафтан. Вот в ее руках мелькнуло что-то белое, — Анна поднялась, оглядываясь, двинулась прямо на пригорок, чем дальше, тем быстрее. Наверху, добравшись до опушки, подобрала юбку выше колен и помчалась в имение. Солнце уже давно зашло на востоке, на белесом небосводе тускло засветила почти полная луна. Осенняя вечерняя прохлада быстро остудила нагретый солнцем сухой косогор. Лежащий перестал храпеть, заворочался и спросонок вскинул руку, — что-то защекотало ему веко. Ладонь ухватила мягкий клубок, который вмиг превратился во что-то остро царапающееся, послышалось сердитое ворчанье и фырканье — спящий совсем проснулся и сел. Кот, отскочив в сторону, облизывался и сердито таращился на неласкового хозяина, которого он от чистого сердца пытался облизать. Мартынь обвел глазами двор и разом опомнился. Солнце зашло, а он лежит тут, будто все уже и впрямь улажено! Проклятая усталость, проклятый сон!.. Он схватил кафтан и кинулся прочь, на ходу напяливая его на себя. Ныла стертая пятка, рану в бедре точно шилом кололо, но он не замечал, что хромает, не до того ему было. Ведь его ждут Инта с Пострелом…