На грани веков

Так и началось в Сосновом обучение воинскому искусству. Поначалу мужики думали, что замахиваться мечом, рубить да колоть — пустяковое дело, но бородач багровел и кричал, как будто его режут, когда они взмахивали оружием над головой и, точно солому, подкашивали ольховый прут. Он выхватывал меч и показывал, как следует это делать по-настоящему: выставив одну ногу вперед, двигая рукой только в кисти, описывал мечом круги и полукружия, а потом вдруг молниеносно разрубал воздух, так что только свистело. Да, сосновские воины понимали, что их опыт ничтожен, и в одних рубахах усердствовали до седьмого пота. Одна беда, что нельзя было понять ни слова из того, что кричал швед. Мало помогали и затрещины, которые он, разъярившись, отпускал то одному, то другому, хотя в общем человек он был довольно добродушный. Оказалось, что сосновцы не умеют ни строиться, ни разом вскидывать ноги, ни ходить попарно и по четыре. Дворовые издали поглядывали, как муштруют ратников, качали головой и вздыхали. М-да, военная служба — дело не шуточное.

Когда прибыла из Риги подвода с мушкетами, пулями, порохом и картечью, лес с утра до позднего вечера оглашался грохотом, и временами все имение затягивало голубым вонючим пороховым дымом. Надо было научиться стрелять стоя, сидя и лежа из-за какой-нибудь кочки или из сырой, поросшей мхом ямины, И все же искусством стрельбы ратники овладели куда легче и быстрее, чем уменьем размахивать мечом. Только у Эки не очень ладилось. Пистолетом он в свое время орудовал неплохо, но с длинным и тяжелым мушкетом все никак не мог управиться. Главная беда была в том, что в ожидании выстрела он каждый раз непроизвольно зажмуривал глаза, и пуля то попадала в землю, в каких-нибудь десяти шагах, то сшибала верхушку елки, куда никоим образом не должна была попасть. А однажды и вовсе несуразное дело получилось. Стреляли картечью в доску высотой в человеческий рост, поставленную меж двух сосен. Неподалеку, на срубленном стволе ольхи, швед повесил свой мундир и шапку. При стрельбе картечью грохот раздавался вдвое оглушительнее, нежели когда стреляют обычной пулей. Эка сразу же зажмурил глаза, как только притронулся к курку, вот и вышло, что горсть свинцовых бобов угодила не в доску, а прямо в шапку бородача — только пыль взвилась. Швед просто взбесился, схватил загубленный головной убор и отхлестал им недотепу так, что тот чуть не разревелся. В результате на следующий раз у Эки тряслись руки и ружейный ствол начинал плясать, стоило только вскинуть мушкет. Вечерами Эка долго не мог уснуть, ворочался с боку на бок и вздыхал, даже свой завидный аппетит потерял, на глазах худел с каждым днем и еле волочил ноги. Остальные ратники только головами качали: не будет от этого пентюха толку на войне.

Таким же образом муштровали ополченцев в Лиственном и Болотном. Из двенадцати лиственцев добровольно вызвались только Ян, Симанис и Петерис, остальных пришлось назначить по списку и заставлять тянуть жребий. Ровно через неделю войско в тридцать пять человек было в должной мере вооружено и обучено. Самодельных мечей хватило на всех, только троим болотненским ружей не досталось, им дали пистолеты из запасов Холодкевича. Рано поутру все собрались в Лиственном. На проводы пришли жители трех волостей. Ратники держались довольно браво, короткий срок обучения все же принес плоды. Тихо и серьезно вели себя и провожающие, они поголосили уже вдосталь, а теперь все равно ничто не поможет. Самыми бравыми выглядели сосновцы — все в сапогах, за спиной котомки из холстины, вымоченной в отваре льняного семени. Ополченцы из большой, но бедной болотненской волости — невзрачные и угрюмые, не у всех даже постолы есть, поверх котомок привязаны по две-три пары запасных лаптей. У каждого третьего — за поясом топор, иные, помимо меча, прихватили ножи, которыми обычно колют свиней, либо еще какое-нибудь самодельное оружие — кто же его знает, как там придется драться. Кузнец Мартынь назначен был предводителем всего ополчения с неограниченными полномочиями; кроме того, над ратниками из каждой волости был свой начальник: у сосновцев — Клав, у лиственских — Симанис, у болотненских — Букис, небольшой колченогий мужичонка. Взяли его потому, что он уже побывал на войне[1] в тысяча семьсот первом году и потому считался в волости единственным сведущим в ратных делах человеком. Правда, судить о его познаниях в этом деле было трудно — Букис не хвалился и ничего не рассказывал, вообще-то и двух слов за день от него не услышишь.