Он оказался прав: трясина все мельчала, пока, наконец, войско не выбралось на сухую, поросшую вереском поляну шириной в две проезжих дороги, тянущуюся прямо к северу, к реке. Речка была узкая, но очень глубокая. Опустили жердь в двенадцать вершков, но дна так и не достали. Короткие сосенки не достигали того берега, разве что связать их березовыми ветками, чтоб получились мостки. Сухая полоса продолжалась и на той стороне, хотя все гнула к западу. Леса окрест озера, видать, богаты живностью. Еще в топи ратники спугнули три стада козуль, а теперь и четвертое, мелькая серыми подбрюшьями, умчалось по вереску. Пока есть мушкеты и порох, с голоду не помрут.
Мартынь понял, что людям надо как следует отдохнуть, все выглядели вконец измотанными, угрюмыми. Болотненские сразу же сняли лапти, чтобы хоть немного отошли сопревшие ноги. Предводитель отозвал в сторону старших, чтобы ратники не слышали, какие его донимают заботы.
— Эта сухая полоса уведет нас к черту на кулички, — гляньте, солнце клонится к вечеру и уже по правую руку, — мы идем аккурат в другую сторону, не туда, куда хотели.
Симанис, до сих пор гордившийся тем, что первый угадал близость сухого пути, грустно кивнул головой.
— В другую сторону, ясное дело. Заливы да заводи у озера, вот они и загибают путь.
Клав даже пригорюнился.
— Я еще давеча видел, как сквозь кусты вода поблескивает, только не сказал ничего, чтобы ребят не расстраивать. Озеро за нами следом гонится, делать нечего — придется опять брести по болоту и попробовать перейти эту топь. Берег на той стороне болотистый, а вот дальше леса синеют, там, видать, опять пойдут места повыше и посуше.
Мартынь сам уже это все заметил, и ему казалось, что единственная дорога — через топь. Но старшой болотненцев Букис сердито затряс свалявшейся паклей бороды.
— Мои люди больше в бучила не полезут, и так уж у всех ноги до мяса сопрели. Они говорят: либо тонуть в этих вадьях, либо домой поворачивать.
Вожак дернулся, как ужаленный, — вот этих слов он уже давно ожидал, все время по разным признакам чуял, что эти лапотники втайне вынашивают. Он хлопнул тяжелой ладонью по рукояти меча.
— Пусть лучше никто и не заикается о доме! Нам надобно перебраться на ту сторону озера и дойти до эстонских рубежей. И доберемся, хоть до подмышек топь будет!
Кивком приказав Клаву следовать за ним, он быстро ушел, шаркая по вереску ржаво-красными сапогами. Старшой сосновцев понял: вожак решил разведать, не сворачивает ли все-таки песчаная полоса к востоку и не огибает ли озеро. Нет, не огибает. Солнце все так же сияло справа. Они не обмолвились ни словом, у обоих были одинаковые мысли. Клав раз-другой тяжело вздохнул, на что Мартынь повернул назад голову и сердито сверкнул глазами.
К песку взгорья теперь примешивался чернозем и глина, вереск постепенно вытеснили огромные папоротники, березовая и рябиновая поросль, по обе стороны внизу в соснах мелькала черная ольха. По всему видно, что песчаная полоса скоро оборвется и снова пойдет вязкая и липкая топь. Внезапно ратники разом остановились, глянули друг на друга и снова уставились вперед. В двадцати шагах впереди из чащи, словно призрак, торчала серая с проседью голова с большими ушами и круглыми глупыми глазами. Вот она нагнулась, вздрагивающие влажные ноздри обнюхали точно такого же серого телка, который хотел просунуться вперед, верно, чтобы разузнать, кто же это так необычно продирается сквозь папоротник. Потом ланка медленно повернулась и ленивым прыжком исчезла в молоди, за нею следом засеменил телок. Когда Мартынь с Клавом продрались сквозь чащу, огромная олениха со своим детенышем находилась посреди небольшой полянки. И там они узрели нечто совсем неожиданное.
Из зарослей рябины вылезло медведеподобное существо, косматое, с шерстью какого-то зеленовато-рыжего цвета, держалось оно на задних лапах, точно человек. Потом увидели, что это и впрямь человек: правая рука его поднялась и с удивительной сноровкой метнула топор; тот, свистнув в воздухе, врезался в заднюю ногу олененка, как раз в сустав. Животное осело задом на землю, застонало, не переставая растерянно бить передними ногами, пытаясь следовать за маткой, уже исчезнувшей в кустах по ту сторону поляны. Косматый прыжками, точно лесной зверь, подскочил к раненому телку, схватил его за горло и стал душить, даже издали было слышно хриплое звериное дыхание. Не сказав друг другу ни слова, ратники бросились к нему. Сивый четвероногий и зеленоватый двуногий, сплетаясь в один сопящий клубок, катались по папоротнику, но вот животное перекинуло морду через истоптанный куст, глаза у него подернулись белесой пленкой, а душивший его откинулся и сел.