— Свои, — немного помешкав, отозвался полковник.
— Пароль! — сказал часовой.
— Ласточкино гнездо. — Голос полковника прозвучал глухо, неуверенно.
Часовой недоумевающе смотрел на полковника, делавшего ему какие-то непонятные знаки... Полковник, видя, что тот не понимает, что от него хотят, вырвал у часового винтовку и прикладом разбил лампочку, струившую тусклый свет. Кто-то вскрикнул, послышался топот ног, возня. После ожесточенной короткой схватки в кромешной темноте раздался голос Кучеренко:
— Не слушаетесь, господин полковник, не слушаетесь. Вот и досталось вам.
Когда зажгли фонарь «летучая мышь», Кучеренко не смог удержать улыбку: Сиволап лежал на полу, а часовой сидел на нем верхом, крепко вцепившись руками в его горло.
— Вот до чего довело ваше гримасничанье! — ворчал Кучеренко.
— А вы... вы кто такие? — спросил обескураженный часовой.
— Мы друзья господина полковника, — усмехнулся Кучеренко, — и просим побыстрее открыть дверь. Ну живо! — уже строго сказал он.
Проникнув в камеру, Кучеренко поторопил арестованных:
— Быстрее, товарищи!
Балев поинтересовался:
— А как там пиф-паф?
— Пьет с певицей шампанское за ваше здоровье.
Полковник Сиволап готов был рвать на себе волосы с досады.
— Этот... француз тоже... ваш?
— Нас больше, чем вы предполагаете, господин полковник, — ответил Кучеренко.
После этих слов полковник совсем сник.
— Убивать будете? — прохрипел он.
— Нет, зачем же... лишний шум. Просто перемена... декораций, — ответил Кучеренко.
Полковника и часового водворили в камеру. Дверь захлопнулась, щелкнул замок. На прощание Кучеренко сказал:
— Скоро сам генерал Покровский пожалует к вам на свидание. Вот с ним и объясняйтесь. Как с вами поступить — его дело. Кстати, горячий привет опытнейшему контрразведчику. А пока советую сидеть смирно, ласточкино гнездо. И выбрали же пароль! Ласточкино гнездо. Романтики-комедианты.
* * *
Бланше и Маша Нежданова встретили Кучеренко у выхода из особняка, и вся группа торопливо спустилась к лодке, укрытой в скалах.
Жорж Бланше и Сюзан Легранж отошли в сторонку. Бланше, нежно обняв Сюзан, сказал по-французски:
— Как мне хочется взять тебя в Париж!
— Сейчас я нужна здесь, — стараясь держаться спокойно, промолвила Сюзан.
— Если бы все так понимали значение русской революции...
— Рано или поздно... поймут. А пока надо агитировать французских солдат и моряков.
— Будь осторожна, Сюзан.
— Слушаюсь, месье Пикар, — улыбнулась девушка.
* * *
Капитан Агапов вошел в кабинет генерала Покровского.
— Разрешите, ваше превосходительство? — спросил он, зная, что его появлению здесь будут рады.
— А-а, сам красный командир пожаловал, — с нарочитой строгостью произнес Покровский. — Ну-с, не обожгло красное солнце?
Покровский протянул гостю руку, по привычке взглянул ему в лицо цепким взглядом. Один из тех, кому генерал Покровский особенно доверял, побывал у красных, служил в армии, сколоченной большевиками. А теперь вот бежал оттуда и прибыл к нему. Агапов прекрасно знает, что с Покровским шутки плохи. Никому еще не удалось перехитрить его. Нет, Агапов не станет играть в кошки-мышки с Покровским. Капитан не боится риска: либо пан, либо пропал. Он признает только открытый бой, честный поединок. Покровскому все это прекрасно известно. И все же... И все же надо быть осторожным. Не показывать вида, что существует подозрение, чтобы не отпугнуть. Надо постараться приблизить к себе этого толкового, честного русского офицера. Генерал заговорил, делая вид, что выкладывает на стол свои карты:
— Об эмоциях и воспоминаниях потом, Александр Кузьмич. Для нашей контрразведки вы, как сами изволите понимать... меченая карта. Вот так-то-с, дорогой капитан. Что делать? Закон наших джунглей. Побывал под лучами красного солнца, в наши джунгли уже ни-ни. Но вас, мой друг, высоко ценит наш высокочтимый и обожаемый барон Врангель. Он вас принял, по-отечески обласкал и простил. Что ж, нам негоже перечить начальству. В боях с красными вы, надеюсь, оправдаете доверие... России. Да, именно России, господин капитан, ибо здесь, в Крыму, решается судьба России. Быть ей или не быть. Разумеется, я имею в виду нашу Россию, а не большевистскую. Прошу извинить за такой... демарш, как вы понимаете, я вам выкладываю все начистоту, по-дружески... Мы с вами люди военные, не привыкли к реверансам, нам ошибаться не положено.
Покровский, бросив на стол две фотокарточки, продолжал:
— Вот каких птичек приходится вылавливать, ставить к стенке. Из самого Питера прилетели. Случайно не встречались с ними... там, Александр Кузьмич?
Агапов взглянул на фотографии Балева и Василия.
— Встречался. Этот болгарин... у вас?
— В клетке, — самодовольно ответил Покровский.
— Что их ждет?
— К сожалению, здесь не мы определяем меру наказания. Но красные лазутчики отправятся на тот свет, это ясно, как божий день. Ими интересуются оккупационные власти. Даже важные заморские птицы.