На границе тучи ходят хмуро...

– Насчет детей не уверен, потому как вы по сию пору не озаботились совершить с кем-либо таинство венчания. Считаю до трех, а потом… сами понимаете. Раз, два… Вот и славно.

Стряпчий до последнего ждал, что незнакомец обманет, а когда его исповедь начали читать, и вовсе стал дышать через раз, мучаясь неизвестностью. Вдобавок последние два часа у него мучительно ныли виски и слегка кружилась голова, а правая рука сильно онемела – сказывалось то, что он больше десяти часов просидел за столом, как можно разборчивее заполняя бесконечные листы, один за другим, бессчетно…

– Ну что же! Вы выполнили свою часть, теперь дело за мной. Попрошу принять. Одна, две, три… ровно двенадцать тысяч ассигнациями.

– Я могу быть свободен?

– Конечно! Только будьте любезны расписку в получении своего гонорара.

Последнее Самуил счел форменным издевательством, но спорить не стал: покорно выполнив все, что указал сделать его мучитель, он нерешительно встал и робко поинтересовался:

– Я уже могу идти?

– Вы деньги забыли.

Кое-как распихав пачки по карманам, отчего последние стали заметно выпирать, Губерман бочком-бочком стал продвигаться к выходу из кабинета. Уже на пороге его догнало напутствие опять ставшего очень радушным хозяина:

– И напоследок примите мой добрый совет: молчание – золото. Последуете ему, и мы никогда более не увидимся. Идите.

Едва стряпчий удалился, Александр со вздохом облегчения вышел из транса и слегка расслабился.

«Кто бы заранее сказал, как это муторно – «давить» в спокойном состоянии на человека почти половину суток! Душно как… Не расслабляемся. Ноги в руки и – вперед!»

Уже через пять минут квартира опустела.

Когда поручик вернулся на заставу, он в очередной раз убедился в своей незаменимости. Князь Агренев отсутствовал всего две недели, если быть совсем точным, то тринадцать дней, а его домохозяйка уже устала отвечать посетителям (большую часть которых составляли офицеры, жаждущие побыстрей приобрести оружейную новинку), когда же должен появиться один из ее постояльцев. Некоторые даже записались на прием заранее. Первым в очереди был личный представитель господина Круппа, оставивший после себя у Дарьи Филипповны самое лучшее впечатление: Генрих Нейгель просто очаровал ее своей обходительностью и отменной вежливостью. Сразу за ним оспаривали второе место заведующий оружием ротмистр Николаев (вполне созревший для того, чтобы лично отправиться в Сестрорецк, лишь бы организовать доставку побыстрее и побольше, поскольку и офицеры бригады, и их товарищи из других частей уже истомились в ожидании обещанного) и некто Адам Квятковский, про которого и рассказывал Савва, – оставивший для хозяина недурно выполненную визитную карточку (к сожалению, в ней не был упомянут род его занятий, так что или коммерсант, или юрист – больше вроде некому). Последним в списке шел господин Лунев, обещавший прибыть с докладом о текущих делах как можно скорее, то есть завтра, когда князь официально выйдет на службу.

– Итак?

– Ваше сиятельство, я должен передать письмо вам лично в руки и дождаться ответа!

Хотя немец говорил серьезно и с очень значительным выражением на лице, Александр с трудом удержался от усмешки: уж больно забавно шепелявил порученец «пушечного короля». Получив в руки письмо, князь немного озадачился его объемом: вместо того чтобы достать конверт из портфеля, ему отдали портфель полностью – большой, коричневый и явно набитый бумагами. Александр задумчиво повертел его в руках и, молча вздохнув, принялся знакомиться с содержимым. Старина Фридрих черкнул для него всего пару строк, остальное место занимала солидная пачка техдокументации на модернизирующийся завод: планы, счета, акты сдачи-приемки и ввода в эксплуатацию, скрытых работ… Отдельно лежал подробный отчет племянника Лунева по имени Геннадий, в котором тот полностью подтверждал выполнение всех работ первой очереди, то есть новые домны, мартеновские и бессемеровские печи уже стояли в полной готовности.

«Неплохо, часть работ сделана, причем большая часть. Теперь очередь прокатных станов и другого оборудования».

Поискав среди завалов корреспонденции письма от Шухова (нашлись сразу три), он вскрыл самое последнее по дате.

«Ну что же, причин сомневаться вроде бы и нет».

Достав чековую книжку «Дойче-банка» и легонько постукивая ею по своему письменному столу, хозяин осведомился у гостя:

– У вас больше ничего нет для меня?

Почитав расписку Фридриха Альфреда Круппа, в которой тот признавался в получении шестисот тысяч марок от владельца РОК, Александр взамен дал почитать посланнику заполненный по всем правилам чек на такую же сумму, после чего запечатал его в самый дорогой конверт, что у него имелся.

– Прошу передать мои самые лучшие пожелания герру Круппу!

– Яволь! Непременно. Позвольте откланяться.

«Офицера-отставника ко мне, что ли, прислал? Или действующего? Акула капитализма!»