На границе Великой степи. Контактные зоны лесостепного пограничья Южной Руси в XIII – первой половине XV в.

Подводя итог, следует отметить региональную специфику административно-политического статуса южнорусских княжеств в государственной системе Монгольской империи и Улуса Джучи. Так, Рязанское княжество в целом сохранило свою территориальную структуру и административную автономию на условиях признания политической зависимости и получения ярлыка в результате поездки Олега Ингваревича Рязанского в ставку великих ханов (1242–1243), а также последующего подтверждения полномочий в 1252 г. В то время как расположенные в лесостепной полосе земли Переяславщины были непосредственно включены в состав одного из ордынских улусов, основная территория Киевской земли и сам Киев в 40-х гг. XIII в. получили статус ленного владения и были переданы под управление представителям Владимирского княжеского дома при сохранении присутствия на киевских землях монгольских воинских контингентов и чиновников.

Черниговское княжество в силу ряда факторов (политические репрессии Джучидов в отношении ряда черниговских князей, кризис системы престолонаследия, сепаратистские тенденции) утратило территориальное единство, распавшись на несколько фактически независимых уделов (Брянский, Новгород-Северский, Стародубский, Путивльский и др.). В свою очередь, княжеские уделы братьев Романовичей (Даниила Галицкого и Василька Волынского), а впоследствии и их наследников получили особый политический статус вассально-союзнических государственных образований, расположенных на границах враждебных монголам государств (Венгрии, Польши, Литвы).

Глава 3 Русско-ордынское пограничье в 1240—1340-х гг

§ 3.1. Типология границ и пограничных территорий Монгольской империи и Золотой Орды

Одним из наиболее сложных и дискуссионных вопросов, относящихся к теме изучения административно-территориальной структуры Монгольской империи и Улуса Джучи (Золотой Орды), является проблема типологизации и локализации границ и пограничных зон во владениях Чингизидов. Вместе с тем, соединив и проанализировав разрозненные сообщения письменных источников, представляется возможным составить общую картину системы территориальных разграничений в чингизидских государствах XIII – первой половины XIV в.

По сообщению персидского историка Ата Мелика Джувейни, уже на начальном этапе формирования имперской государственной структуры улусы-юрты сыновей Чингисхана были выделены в отдельные административно-территориальные единицы с четко определенными границами: «Когда во времена правления Чингисхана размеры царства стали огромны, он дал каждому удел для его пребывания, которое они называют юрт… Своему старшему сыну Туши (Джучи. – Л. В.) он (Чингисхан. – Л. В.) отдал область, простирающуюся от Каялыка и Хорезма до крайних пределов Саксина и Булгара и дальше, где только касалось земли копыто татарского коня. Чагатай получил территорию, простирающуюся от земли уйгуров до Самарканда и Бухары… Земли Толи (Толуя. – Л. В.) также лежали по соседству и располагались в середине державы, как центр в круге»[456].

Информация о наличии в Монгольской империи внутри административных границ между улусными владениями кочевой аристократии содержится и в путевых отчетах южнокитайских дипломатов первой половины XIII в. В частности, по сообщению представителя сунского двора Сюй Тина, посетившего с дипломатической миссией ставку великого хана Угэдэя в 1235–1236 гг., границы улусов представителей «Золотого рода» (Чингизидов), а также представителей служилой аристократии имели четкую территориальную привязку: «В их [монголов] землях, по которым [я, Сюй] Тин, проехал в Шамо, всякий – от татарского правителя, незаконных цариц, царевичей, принцесс [членов] рода правителей и ниже – имеет определенные границы [владений]»[457]. В свою очередь, Чжан Дэ Хой указывал на ландшафтно-климатическую специфику границ монгольских кочевий: «Монголы, с наступлением лета, кочуют по высоким и прохладным местам, а к зиме перекочевывают в места более теплые, открытые на полдень, где только можно доставать топливо и воду. По прошествии этих периодов они переходят с одного места на другое… Таковы потребности и обычаи страны»[458].

Этот же принцип территориального устройства соблюдался и в Улусе Джучи, являвшемся, на начальном этапе своего существования, составной частью Монгольской империи.

Согласно свидетельству французского дипломата Гильома де Рубрука, посетившего владения Джучидов в 1253–1254 гг.: «Они (монголы. – Л. В.) поделили между собой Скифию… и всякий начальник знает, смотря по тому, имеет ли он под своей властью большее или меньшее количество людей, границы своих пастбищ, а также где он должен пасти свои стада зимой, летом, весной и осенью. Именно зимой они спускаются к югу, в более теплые страны, летом поднимаются на север, в более холодные»[459].