На гребнях волн

– Ждете очереди?

И ответ:

– Нет, просто сбежала сюда, чтобы не разговаривать с неприятными людьми. Знаете, как это бывает?

Этот голос я узнаю: это мать Марии Фабиолы. Срываю с крючка еще одно полотенце, вытираю руки еще раз, бросаю в корзину. Потом беру третье и, даже не использовав, тоже бросаю в корзину – просто так.

Выйдя из туалета, одариваю мать Марии Фабиолы фальшивой улыбкой. Быстро оглядываю комнату в поисках родителей – сейчас я не хочу к ним возвращаться. Замечаю на столике оставленный кем-то бокал шампанского. Украдкой его беру, выпиваю до дна, а затем отправляюсь в ту часть дома, что мне лучше всего известна, – в комнату с телевизором. Может быть, думается мне, там сидит младший сын хозяев со своими приятелями, смотрит телик: пусть они все увидят, что в глянцево-блестящем черном платье я выгляжу совсем взрослой!

Я вхожу в комнату с телевизором – но свет здесь почти не горит, телеэкран темен и пуст. Подхожу к окну, чтобы взглянуть, как выглядит отсюда наш дом. Как самый обычный дом. На окне моей комнаты – выцветший стикер, предупреждающий пожарных, что это детская спальня. Стикер наклеили много лет назад, я о нем и не вспоминала. Теперь обещаю себе его снять.

– Ты дочка наших соседей, верно? – спрашивает кто-то из-за спины.

Я оборачиваюсь. Это Уэс, старший брат. Жених. Сидит здесь один в темноте.

Я киваю, а потом, сообразив, что в темноте он вряд ли увидит кивок, отвечаю:

– Ага.

Оба мы молчим, прислушиваясь к звукам вечеринки в другой части дома.

– Разве вы не должны быть там? – спрашиваю я. – Это ведь ваш праздник.

– Ну, теоретически мой. Но на самом деле предки это для себя устроили.

Я снова киваю. Уэс белокурый, в смокинге. Выглядит как жених в кино, и от этого кажется красивее, чем он есть. Точно красивее своего младшего брата.

– У меня башка трещит, так что отсиживаюсь здесь, – говорит он.

Я слышала, что в Дартмуре, играя в хоккей, он упал на льду и сильно разбил себе голову. Приехал на несколько недель домой, поправлялся здесь. Каждое утро горничная вывешивала из окна прачечной его вещи. А потом белье на окне исчезло – так я узнала, что ему стало лучше и он вернулся в Дартмур.

– А часто болит голова? – спрашиваю я.

– Всякий раз, когда злюсь.

– А почему вы сейчас злитесь?

– Да все из-за этой свадьбы, – отвечает он.

Язык у него заметно заплетается, не знаю, из-за травмы или потому, что он выпил. Я все стою перед выключенным телевизором, переминаясь с ноги на ногу. Сегодня на мне черные туфли на невысоком каблуке. Я к ним не привыкла, их хочется снять – но снимать, конечно, не стану: ведь это сразу покажет, что обычно я такие туфли не ношу.

– Слышала про эксперимент с лягушками? – спрашивает он.

– М-м… это какой? – отвечаю я, задумчиво взявшись за подбородок, словно припоминаю все известные мне эксперименты с участием лягушек.

– Где лягушек варили в кипятке.

– Кажется, да, – вру я.

– Провели исследование, и оказалось, что, если бросить лягушку в кипящую воду, она просто сразу выпрыгнет.

– Логично, – говорю я.

– Тогда они стали делать так. Сажают лягушку, допустим, в слегка тепловатую воду, а дальше начинают медленно подогревать. Все сильнее и сильнее, пока вода не закипит. И тогда лягушка не выпрыгивает.

– Не выпрыгивает?

– Не-а. Ей кажется, что пока все нормально. Беспокоиться не о чем. И знаешь, чем это для нее кончается?

– Чем?

– Дохнет, – отвечает он. – Это научный факт.

Он откидывается на спинку кожаной кушетки и отпивает из бокала. Я раздумываю над его словами. Прихожу к выводу, что он имеет в виду свою будущую свадьбу.

– И лягушка – это вы? – спрашиваю я наконец.

– Ква-ква, – отвечает он.

Мне хочется уйти, но я не уверена, что это будет вежливо – так и стою перед тусклым пустым экраном, а он смотрит на меня, словно на телешоу.

– Ты когда-нибудь танцевала лэп-дэнс? – спрашивает он вдруг.

– М-м… кажется, нет, – отвечаю я.

– «Кажется, нет!» – повторяет он и смеется.

Выпитое шампанское вдруг подступает мне к горлу и просится наружу, пузырьки щекочут глотку, но миг спустя все успокаивается.

– Иди-ка сюда! – говорит он вполголоса, ласково и настойчиво.

В комнате все темнее; я чувствую вдруг, как устала от этого сумрака. Я подхожу, и он жестом просит меня повернуться; так я и делаю. Он сажает меня к себе на колени, спиной к себе. Пышная юбка моего платья задирается. Он кладет руки мне на бедра и начинает двигать меня на себе, плавными круговыми движениями, словно рисуя восьмерку. Я смотрю вперед, на темный пустой экран. Кажется, в нем видны наши отражения: девочка извивается на коленях у молодого человека, тот запрокидывает голову… хотя нет, это только кажется. Может быть, после той травмы у него неладно с головой? – думаю я. В этот миг он стонет, а затем я чувствую под собой прилив жара и расплывающуюся влагу.

– О-о! – стонет он и прижимает меня к себе, вдавливает спиной в себя.

Это неудобно, и я не знаю, долго ли должна так сидеть. Считаю до десяти, затем встаю и выхожу, не оборачиваясь. Не хочу смущать Уэса своим взглядом.