На языке эльфов

Слева широкий пруд с рябью воды, и обнаженные ветки походят на вектора в теоремах по геометрии. Как считаешь, о чем я думал, пока шел все эти пятьдесят минут? Хорошо, что тебе неизвестно.

Какая у тебя семья? Как давно вы здесь? Чем занимаются братья? Они старше или младше? Почему Бостонский, а не Гарвард? Почему история? Почему ты.

Фонтан Брюера на самом краю. Мне это в нем очень нравится: мы еще в парке, но видим границы шума – шоссе, магазины, рестораны быстрого питания. Я люблю это место больше других. За все. И за черные крохотные круги столов с их неудобными стульями. Когда я опускаюсь на один, он, как обычно, скрипит, словно может развалиться. Ты садишься по другую сторону неработающего фонтана, но мне все равно видна твоя белая шапка за бронзовыми фигурами богов.

Небо сегодня звездное. И кругом луна с серыми разводами. А я неспокойный. Я сегодня дурной. Пытаюсь усидеть на месте, не делать глупостей, не покидать небо.

Это хуже всего. То, что ты со мной делаешь. Как лепишь, не касаясь, как трясешь, не привязывая веревками к кресту кукловода. Как щекочешь мне сердце. Оно как заболевшее чесоткой. Повсюду клещи твоего упрямства, запаха, голоса, походки. Все и во всем.

Я дышал инсектицидами для профилактики все эти годы, а теперь что? Выработался иммунитет, привык. И нечем больше от тебя спасаться. Особенно когда ты так близко. Упрямишься и пытаешься. Меня убить. Сейчас глазами. Потому что я дурею. Поднимаюсь с места и обхожу фонтан.

Ты следишь за каждым шагом, провожаешь глазами, постепенно задирая голову, когда я подхожу совсем близко к твоему столу. Сумрак ночи обводит зрачки угольным карандашом. Я пачкаюсь, мажусь, тру лицо и оставляю на нем пятна. Так кажется, пока ты неотрывно смотришь снизу вверх.

У тебя щеки красные, наверняка очень холодные. Кудри сыпятся по вискам из-под спортивной шапки. И ресницы бросают вороватые тени. Если я сейчас – твое зеркало, не спрашивай, кто милее. Я не назову чужое имя, даже если там за куполом тысячи красивых лиц. Хочу я того или нет, у каждого фэа всегда есть свой аэф, потому что любовь – это зеркало. Возражаю или мирюсь, я всегда буду видеть в отражении лишь твое родное, ни на кого не похожее, наглое лицо.

Я сказал «любовь». Слышал? Знаешь, что это значит? Что все очень плохо, Чон Чоннэ, которого все зовут Джей. Мне остается залезть в собственный карман и спрятаться там. Но не могу.