На языке пламени

— Насколько мне известно, вы долго готовились к поездке, паковали чемоданы и прочее.

— Порядочно.

— И занимались этим за день до отъезда?

— По большей части, да.

— И точно помните, когда? Утром, днем или вечером?

Ни секунды не колеблясь, Лили ответила:

— Я упаковывалась весь день. Немного утром, немного вечером.

— А почему не сложили все сразу?

— Потому что были другие дела: я еще гладила и шила.

Сдерживая возбуждение, стараясь сохранить бесстрастный голос, Гримстер спросил:

— Вы хорошо помните тот день, Лили?

— Да, Джонни.

— Ладно. Тогда опишите его. Не все до мелочей, конечно, а основное. Начните с утра.

— Попробую. Значит, так. Встали мы поздно, позавтракали, потом Гарри читал газеты, а я прибиралась. Посуду, знаете ли, мыла, постель заправляла…

Гримстер сидел почти так же, как тогда, когда впервые, не прибегая к гипнозу, спрашивал, что Лили делала в тот день. И рассказывала она сегодня почти то же самое: о ленче с бутылкой вина, о том, как после него они пошли заниматься любовью и как потом Гарри прилег отдохнуть… Все совпадало до мелочей, до супа и жареной камбалы на обеде, до чтения и телевизора. Между тем Гримстер знал: ничего этого не было, но Лили, которую он время от времени направлял вопросами, продолжала рассказ неспешно, жутковатым монотонным голосом.

Когда она остановилась, Гримстер произнес:

— Понятно. Ну, хватит пока говорить о той пятнице. Скажите, Гарри вас часто гипнотизировал? Вернее, регулярно?

— Нет, не регулярно. Когда только научился — часто. А в последнее время лишь изредка.

— Изредка, но зачем? Для собственного удовольствия?

Что— то в слове «удовольствие» задело Лили, она немного пошевелилась, и Гримстер заметил, как по ее векам пробежала слабая дрожь.

— По-моему, он делал это просто чтобы не разучиться. Или если хотел заставить меня что-нибудь запомнить… стихи, например. И потом еще, когда у меня голова болела.

— Вы имеете в виду мигрень?

— Да, чаще всего. Тогда он гипнотизировал меня и говорил, что через пять минут я очнусь уже без мигрени.

— И помогало?

— Всегда.

— Наверное, приятно так быстро излечиваться от головной боли?

— Да. Он меня и от месячных болей лечил. А они у меня сильные.

— Как вы думаете, если бы Гарри внушил вам что-нибудь на первый взгляд разумное, оно закрепилось бы?

— Думаю, да.

— Теперь слушайте внимательно, Лили. Та пятница, о которой мы беседуем… — Вы понимаете, какой день я имею в виду?

— Да, Джонни.

— Скажем так: вы с Гарри делали совсем не то, что вы рассказываете, и, предположим, он хотел заставить вас забыть, как вы по-настоящему провели тот день, забыть настолько, чтобы можно было заменить его в вашем сознании другим, выдуманным, — мог ли Гарри приказать вам вычеркнуть из памяти настоящий день и помнить только придуманный?

— По-моему, мог. — Она ответила так же бесстрастно-равнодушно.

— Хорошо, Лили. А сейчас я вам вот что скажу. Мне известно, что Гарри так и сделал. Он заменил реальный день вымышленным. Вы мне верите?

— Раз вы говорите, значит, так оно и есть, Джонни.

В ответе Лили не чувствовалось волнения. Она просто полулежала в кресле — тело расслаблено, прикрытые веками зрачки закатились вверх, на изгибе мягких свежих щек играло полуденное солнце. В Гримстере бурлило нетерпение, но он подавил его и плавно перешел к следующему этапу:

— Вы правы, Лили. А теперь выслушайте меня внимательно. Все, что я делаю, служит вашему же благу. Я хочу помочь вам. Мои действия пойдут вам только на пользу. Вы это понимаете. — Он нарочно повысил голос, сделал его твердым и властным. — Гарри умер, вы пережили его смерть. Так вы сами мне сказали. Но есть я. Я занял место Гарри. Когда-то о вас заботился он, теперь забочусь я. Вам ведь это нравится, правда?

— Правда Джонни.

— Отлично. Теперь я приказываю вам — для вашей же пользы — слушаться только меня. То, что вы помните о пятнице, — ложь. Выдумки Гарри. Соберитесь с мыслями. Не спешите. Прошу, вспомните правду о пятнице. О той пятнице, когда вы куда-то ездили с Гарри и что-то спрятали. Не торопитесь. Хорошенько подумайте и скажите.

Гримстер откинулся на спинку кресла, не сводя с Лили глаз. Ни один мускул на ее теле не дрогнул. Казалось, она не дышит. Гримстер поднял левую руку, чтобы видеть и лицо девушки, и секундную стрелку часов. Она описала полукруг, круг и еще полкруга, но Лили по-прежнему молчала. Гримстер дал девушке пять минут, ждал, не прерывая ее оцепенения. Потом сказал:

— Хватит, Лили. Теперь расскажите о настоящей пятнице. Куда вы ездили с Гарри и чем занимались?

Она ответила:

— Значит, так. Встали мы поздно, позавтракали, потом Гарри читал газеты, пока я прибиралась. Посуду, знаете ли, мыла, постель заправляла…

Гримстер сидел и слушал, как она повторяет то, что говорила раньше, пользуясь почти теми же словами и выражениями, выслушал все до конца, надеясь на какое-нибудь отклонение, что ей удастся восстановить хотя бы часть настоящего дня. Но надежды не оправдались.

Когда она закончила, он тихо сказал:

— Спасибо, Лили. Теперь отдохните пять минут и можно пробуждаться.