На языке улиц. Рассказы о петербургской фразеологии

Непревзойденной была шутка одного находчивого хозяина, повесившего на своем балагане лаконичную и соблазнительную вывеску: «Вход бесплатный». Вошедшим вежливо предлагалось осмотреть внутренность павильона — абсолютно пустого и с голыми стенами. Боясь обмануться в своих ожиданиях, сгорая от любопытства, посетители медленно обходили помещение, пока не наталкивались на табличку над внутренней стороной входной двери: «Выход 10 копеек». Эффект был ошеломляющий. Обижаться было бессмысленно.

География розыгрышей выходила далеко за пределы Марсова поля и Адмиралтейского луга. «Золотая молодежь» XIX века позволяла себе шалости почище, чем безобидные хитрости балаганщиков. Рассказывают, что один из соавторов бессмертных сентенций Козьмы Пруткова, «неистощимый забавник с необычным даром имитатора» Александр Жемчужников однажды ночью, переодевшись в мундир флигель-адъютанта, объехал всех архитекторов Петербурга с приказанием утром явиться в императорский дворец в связи с тем, что провалился Исаакиевский собор.

Богат петербургский городской фольклор и шуточными адресами, сохранившимися чуть ли не с самого начала XVIII века. В то далекое время названия улиц возникали стихийно — или по каким-либо характерным признакам, или по именам наиболее известных и значительных владельцев домов. Адреса же вообще носили описательный характер. Еще в начале XIX века Пушкин жил «у Цепного моста, против Пантелеймана в доме Оливье», а Дельвиг — «на Владимирской улице, близ Коммерческого училища, в доме Кувшинникова». Чем длиннее адрес, тем проще найти адресата. Александр Дюма в романе «Учитель фехтования» указывает петербургский адрес своей героини: «Мадмуазель Луизе Дюпон, у мадам Ксавье. Магазин мод. Невский проспект, близ Армянской церкви, против базара». Длинные и не очень вразумительные описательные адреса просуществовали вплоть до 1860-х годов, когда был радикально изменен сам принцип нумерации петербургских домов. Не случайно этот феномен сплошь и рядом пародировался в фольклоре. Появились такие шуточные адреса, как «В сам-Петербурге, в Семеновском полку, дом плесивый, фундамент соломенный, хозяин каменный, номер 9»; «В Семеновском полку, на уголку, в пятой роте, на Козьем болоте» и т. д.

Давняя традиция шутить над простаками, гостями города и наивными барышнями оказалась живучей: «Гостиница „Эрмитаж“, второй этаж, форточка номер первый». А уж как приятно блеснуть перед дамой, небрежно кивнув извозчику: «Угол Малой Охты и Васильевского острова», или «На углу Большой Морской и Тучкова моста». Даже в советские времена, по воспоминаниям ныне живущих петербуржцев, озорные девицы любили назначать свидания своим простодушным мальчикам «На углу Невского и Средней Рогатки». Главное, чтобы топонимы относились к разным частям города, но сам адрес звучал убедительно.

На Фонтанку, 35, коням яйца качать

В середине XIX века известный петербургский скульптор Петр Карлович Клодт работал над одним из проектов художественного оформления пристани на Неве, напротив величественного здания Академии художеств. Тогда набережную собирались украсить скульптурными группами коней, ведомых юношами, — наподобие тех, что оформляют въезд на Елисейские поля в Париже. Но планы изменились. На пристани были установлены древние изваяния сфинксов, доставленных из далекого Египта. И Клодт предложил установить своих коней на западных устоях перестроенного в это время Аничкова моста через Фонтанку в створе Невского проспекта.

Петербургская публика была в восхищении. Пресса наперебой публиковала восторженные отклики. Остался доволен и Николай I. Согласно преданию, во время церемонии по случаю торжественного открытия моста император, как известно, не отличавшийся изысканностью выражений, с солдатской непосредственностью хлопнул скульптора по плечу и громогласно заявил: «Ну, Клодт, ты лошадей делаешь лучше, чем жеребец!»

Скульптурная группа «Укрощение коня» на Аничковом мосту. Современное фото

Городской фольклор с готовностью подыгрывал казарменному юмору смахивающего на фельдфебеля императора. Рассказывают, что однажды на крупе клодтовского коня появились четыре зарифмованные строчки:

Барон фон Клодт приставлен ко кресту
За то, что на Аничковом мосту
На удивленье всей Европы
Поставлены четыре ж… —

а Николай, узнав об этой выходке петербургских рифмоплетов из полицейского рапорта, подхватил предложенную игру и размашистым росчерком пера вывел прямо на рапорте экспромт собственного сочинения:

Сыскать мне сейчас же пятую ж…
И расписать на ней Европу.