Ни одна другая столица не подвергалась такому суровому испытанию, как Лондон, но пожары внушали ужас повсюду. Огонь, разгоревшийся однажды ранним весенним утром 1737 года в Москве, забрал несколько тысяч жизней. Хотя бы одну крупную катастрофу пережил почти каждый большой город. Париж был необыкновенно везуч, так что в XVIII веке некий писатель подсчитал, что в Лондоне обычно сгорало по меньшей мере 50 домов на каждые пять, спаленных во французской столице. А вот Тулуза полностью сгорела в 1463 году, как и Бурж в 1487-м, и почти четверть Труайе в 1534-м. Лучшая часть Ренна была разрушена в 1720 году в пожаре, бушевавшем семь дней54
. В колониальной Америке угроза огня росла по мере роста городов. В 1679 году, всего лишь три года спустя после предыдущего пожара, Бостон потерял еще 150 зданий. Страшные пожары вновь разгорелись в Бостоне в 1711 и 1760 годах. В последнем из них пламя уничтожило почти 400 жилых домов и торговых зданий; то был «самый поразительный пожар из известных в эту эпоху и в этой части света», отмечал очевидец в своем дневнике. Огонь поглотил значительную часть Чарлстона в 1740 году, тогда как Нью-Йорк и Филадельфия подвергались лишь небольшим бедствиям55.Огонь представлял серьезную опасность и для сельской местности. В деревнях — не важно, упорядоченно там располагались дома или бессистемно, — пламя быстро распространялось от одного здания к другому, к хозяйственным постройкам и далее; открытые пространства — как частные, так и общественные земли — находились за пределами деревни. Загоревшуюся крышу, сделанную из связок соломы или тростника, практически невозможно было спасти, что очевидно из драматических полотен голландского художника XVII века Эгберта ван дер Пула. В Дании, замечал барон Людвиг Хольберг, «в деревнях постройки располагались очень близко друг к другу, так что если загорался один дом, то за ним должна была последовать вся деревня». Риску подвергались урожай, скот и стойла, выложенные соломой, особенно в период засухи. Одна из самых ужасающих сельских катастроф разразилась ночью 1727 года в кембридж-ширском поселении Барвелл. Сарай, где более семидесяти человек смотрели кукольное представление, внезапно загорелся, и люди оказались в ловушке. Из-за того что двери были заперты, погибли практически все. Останки были настолько неузнаваемы, что всех похоронили в братской могиле и поставили надгробный камень, который до сих пор можно видеть на церковном дворе Барвелла56
.Страхи росли после наступления темноты, и на то были свои основания. Драматург эпохи Реставрации Джон Бэнкрофт писал о «древнем царстве ночи, / Где ярость вечная огня не затихает никогда»57
. Еще до того, как сон делал людей беззащитными, дом становился уязвимым, ибо семья разжигала очаг, чтобы избавиться от холода и тьмы. Как заметил Бенджамин Франклин, «случайные возгорания в жилищах чаще всего происходят зимой в ночные часы», а одна лондонская газета в январском номере писала о «частых случаях пожаров в это время года». Искры вылетали из открытых очагов на деревянный пол или, что еще хуже, из дымовых труб на соломенную крышу. Одежду и льняное полотно сушили в опасной близости от каминов. Сами по себе дымоходы были источником постоянного риска. И дело не только в том, что они возгорались, забитые копотью и сажей, но и в том, что трещины в дымоходах и очагах давали пламени дорогу к перекрытиям здания. В некоторых домах, к ужасу встревоженных соседей, дымоходов и вовсе не было. В 1624 году соседи Джона Тэйлора, пивовара и пекаря, подали петицию с жалобами на то, что он дважды чуть не поджег свой приход в Уилтшире из-за отсутствия дымохода, и ходатайствовали о его отзыве. Джон Дантон замечал по поводу отсутствия дымоходов в некой ирландской деревне: «Когда зажжен огонь, дым выходит сквозь солому, так что со стороны кажется, будто горит вся изба»58.В свечах, масляных лампах и других источниках искусственного освещения таились свои опасности. Если перефразировать английскую поговорку, то огонь мог быстро превратиться из послушного слуги в грозного хозяина. Легковоспламеняемой была и одежда: в 1669 году внезапно загорелся от свечи воротник дочери преподобного Ральфа Джосселина, Мэри, то же произошло в другой вечер с головным убором Элизабет Фрик из графства Корк, пока она читала в своей комнате. Даже просто открыто тлеющая головня на темной улице могла привести к катастрофе. Великий пожар в Ньюмаркете начался в мартовскую ночь 1683 года от чьего-то факела, случайно подпалившего стог соломы. Нью-йоркский извозчик потерял свой дом и конюшни из-за того, что его дети, устраивавшие лошадей на ночлег, случайно уронили свечку. «Бойся свечи на сеновале, в амбаре и в сарае», — наставлял Томас Тассер59
.