На исходе дня. История ночи

Публичные праздники тоже требовали ночного освещения. Правительство устраивало великолепные иллюминации, в том числе фейерверки, по случаю рождений, свадеб и коронаций монархов, а также в честь военных побед. Когда король Франции в 1499 году захватил цитадель Милана, радостные флорентийцы разожгли костры и осветили городские башни под перезвон колоколов. В 1654 году по приказу властей барселонцы жгли в домах свет три ночи кряду, чтобы отпраздновать окончание эпидемии чумы. «Хотя в то время люди жили небогато и много страдали, — писал современник, — каждый хотел принять посильное участие в праздновании». По торжественным случаям в Англии обычно освещались окна жилых домов, а кроме того, частенько разводились костры и устраивались фейерверки. В 1666 году, в ночь на день рождения короля, Сэмюэл Пепис едва дошел домой, потому что костры горели повсюду на лондонских улицах. Во время патриотических празднеств ослепительная иллюминация на фоне темной ночи внушала благоговейный трепет. «Народ, — утверждал Король-Солнце Людовик XIV (1638–1715), — любит зрелища, чему мы при любом случае всегда благоволим». Позже некий наблюдатель проницательно заметил, что целью этих ярких зрелищ было как раз таки «держать народ во тьме»²².

Церковь, в свою очередь, тоже полагалась на силу воздействия пышных церемоний. Одна из главных идей — идея света в христианской теологии придавала особый смысл священным праздникам, свидетельствуя о непосредственной близости Христа и постоянной борьбе Церкви с темными силами — о конфликте и реальном, и символическом одновременно. Ибо свет, как писал Джон Мильтон в «Потерянном рае», был «первым творением Господа». Чтобы чествовать Христа, папа Геласий (ум. 496) в конце V века ввел праздник Сретения, и с тех пор каждый год 2 февраля Церковь благословляет горящие свечи. Свет, озаряющий тьму, утверждал в зрелищной форме власть Господа над незримым миром. До Реформации этой традиции следовали все церкви. Но с возникновением идеи «очищения алтаря» в протестантских землях Европы украшательство в виде свечей неизменно воспринималось как папистское идолопоклонство. В английской диатрибе 1553 года обличался обычай «возжигать лампы и огни вечно горящие / Перед образом прекрасной Девы». Однако во время совершения католических церковных таинств для освещения алтарей продолжали активно использовать огромные восковые свечи. Над белым пчелиным воском поднималось чистое пламя с тоненькой струйкой дыма. Многие годы спустя Джеймс Босуэлл писал, что даже незажженные свечи дают «более ясное представление о небесах, чем все обряды Англиканской церкви, вместе взятые»²³.

Именно ночью католики устраивали наиболее впечатляющие праздники. Более уверенно, чем любая протестантская религия, Церковь Контрреформации публично провозглашала ночь сферой своего господства. Нередко в качестве подтверждения тому можно было услышать колокольный звон, раздававшийся как по печальным, так и по праздничным поводам, а также во время грозы, дабы отгонять злых духов. Например, в епархии архиепископа Зальцбургского церковные колокола звонили всю ночь во время летнего солнцестояния 1623 года, чтобы уберечь людей от «дьявольских козней»²⁴. Но все же главным оружием Католической церкви против тьмы был свет. Для освещения праздников вдоль улиц расставлялись свечи и бумажные фонарики. В Германии XVII века католические общины вдохновлялись инсценировками страстей Господних — их устраивали в Страстную пятницу иезуиты и капуцины. В Испании на Страстной неделе в среду вечером по улицам городов шли процессии со свечами, в каждой из которых было по четыре фитиля, и тут же перед зеваками хлестали плетьми кающихся грешников. По описанию путешественника, во время одного из подобных празднеств в сицилийском городе Мессине в начале 1670-х годов «улицы освещены так, что ночью видно почти как днем». Зрелище было настолько ярким, что город становился виден на мили вокруг. Соборы и церкви, освещенные сверху донизу, представляли собой центры праздничной композиции. Как повествует очевидец, глядя на церковь Святого Марка в Риме в канун Рождества, «можно было подумать, что она вся в огне». «Освещение великолепно, как будто действие происходит в сказочной стране, — утверждал Гёте. — Просто не веришь своим глазам»²⁵.