На исходе февраля

Марина улыбнулась и слегка подула, отгоняя с лица выпавшую из аккуратной прически прядь. Ну какая из нее балерина, ей-богу. Так бы и Кирусю не родила. А ведь ее дочь в разы талантливее матери, пусть даже в другом. А Глеб… Ну, пусть будет мужчиной из другого мира, тем более что сердце ее уже занято другим, идеальным. И пускай чувство безответно, это совсем не важно — главное, что у нее на душе тепло.

— Марина, вы меня слушаете? — Ксения слегка повысила голос, и Марина вздрогнула — совсем погрузилась в свои мысли и отключилась от разговора.

— Да-да, — поспешно закивала она, а Ксения недоверчиво уставилась на прислугу.

— И что я только что сказала? — вкрадчиво переспросила она, с трудом удерживаясь, чтобы не закатить глаза. С персоналом всегда так сложно! Глеб должен ценить, что она дает ему возможность пребывать в мире прекрасного, а сама занимается черновой работой.

— Простите, Ксения Львовна, я не точно запомнила, — залопотала Марина, чувствуя себя последней дурой.

— Я сказала, что теперь вы будете работать с этими средствами, а я посмотрю на результат. Две недели применяйте только их, — терпеливо и назидательно повторила Ксения и, дождавшись, когда прислуга понимающе кивнет, испарилась из комнаты, пояснив: Мне пора на пробежку, а к Глебу Петровичу приехал массажист. Постарайтесь сильно не шуметь и не мешать им.

Натянув перчатки, Марина приступила к работе. Похоже, хозяйка решила поменять направление и перейти с продукции под этикеткой «био» на термоядерную химию, которая, к слову, действительно оставляла после себя белоснежное пространство. Спустя пять минут Марина почувствовала, что задыхается, а спустя десять руки под перчатками начали немилосердно чесаться.

Марина ускорилась, чувствуя, что еще немного — и ее просто вывернет на драгоценный мрамор. Ей удалось закончить на полчаса раньше обычного. Отказавшись от любезного предложения экономки выпить чай, Марина буквально выпала на улицу и судорожно вдохнула свежий воздух. Закашлялась и тут же закрыла рот руками, опасаясь, что потревожит хозяина.

Засеменила к калитке, на ходу доставая из кармана телефон — один пропущенный от Киры. Марина набрала дочь и, стараясь дышать ровно, выслушала, что та уже закончила тренировку и ждет занятий. Пожелав дочери хорошего дня, Марина потрусила к автобусной остановке, пытаясь восстановить дыхание. Руки зудели немилосердно, кожа снова покраснела, и на ней появилось несколько волдырей. Надо будет снова к Валентине забежать — она поможет. Возможно, еще раз поговорит со своим дерматологом и раздобудет какое-нибудь средство посильнее?

Стараясь не обращать внимание на все нарастающий зуд, Марина села в подошедший вовремя автобус и отправилась на основную работу.

⁂

Утро. В супермаркете традиционно пусто, бродит лишь несколько пенсионеров и молодых мамочек с детьми. Марина бросила быстрый натренированный взгляд на фрукты и овощи и то, что предлагалось сегодня по акции. Помидоры краснодарские и яблоки «Слава Победителю», отлично, главное — не забыть.

Дружелюбно махнув охраннику Максиму, Марина поторопилась в небольшую подсобку, где персонал переодевался и из которой можно было выйти в курилку. До начала ее смены оставалось пятнадцать минут: успеет поболтать с девчонками и глотнуть немного кофе.

— Марина! — Зоя подошла, как всегда, неслышно и почти прошипела ее имя. Марина вздрогнула и чуть не выронила сумку — что за день такой? Все хотят с ней поговорить.

— Да, Зоечка, — она повернулась к начальнице и искренне улыбнулась.

У Зои была непростая жизнь: больная мать и ребенок-инвалид. В отличие от остального персонала Марина относилась к ней с пониманием и не судила за резкие вспышки гнева и придирки. И не сплетничала за ее спиной. Наверное, Зоя это чувствовала (знать наверняка она не могла: в курилку она никогда не ходила, понимая, что ей там не обрадуются), поэтому к Марине она относилась более снисходительно, чем к другим. Хотя критикой не обделяла.

— Марина, вчера на тебя снова жаловалась клиентка, ты слишком долго обслуживаешь людей и болтаешь во время работы.

— Знаю-знаю, — тяжело вздохнула Марина, снимая пуховик и свитер и открывая шкафчик, в котором хранилась ее униформа.

— Конечно, знаешь, — не удержавшись, фыркнула Зоя, — ведь я тебе уже тысячу раз об этом говорила.

— Зоечка, все знаю, но ничего поделать не могу. — Так и не надев униформу, Марина повернулась к начальнице и уставилась ей в глаза. Говорила честно, как обычно. Только так можно было достучаться до людей.

— Он же совсем одинокий, слова молвить не с кем, приходит сюда, чтобы пообщаться!

— Если так будет продолжаться, я буду вынуждена лишить тебя премии, — бесцеремонно перебила Зоя подчиненную, стараясь не пропускать через себя ее аргументы.

В глубине души она тоже была жалостливой и тоже сочувствовала одинокому старику в побитом молью пальто, приходившему в их магазин каждый день, чтобы немного поболтать с кассиром. Но она не могла позволить себе жалость, ведь в ее случае она измерялась в денежном эквиваленте. А для нее каждая копейка могла стать вопросом жизни и смерти.