Ше-Киуно постучал ладонью по тому, что мешало поднять голову. Деревянная крыша. Или щит какой?… Заложник из него никудышный – ни наличных денег, ни счета в банке, ни родственников, которые могли бы скинуться и заплатить выкуп. Оценкой антиквариата Ше-Киуно занимался от случая к случаю, основным же источником доходов для Ани на протяжении вот уже многих больших циклов оставались деньги, что перечислял на его кредитку таинственный благодетель. Не иначе как тот же самый, кто регулярно, по мере необходимости, снабжал Ани ун-аксом. Началось это давно, задолго до того, как Ше-Киуно переехал на новое место жительства. И, признаться, он уже перестал задавать себе вопрос: откуда берутся деньги и лекарства? Он не находил объяснения происходящему и готов был смириться. Таинственный благодетель? Хорошо, пусть будет так. Чудо? Ани готов был поверить в чудо! В конце концов, что еще ему оставалось? Вызвать са-туратов, чтобы поймать того, кто клал ему в стол лекарство? Ну, для этого нужно окончательно спятить. Или все же признаться самому себе, что сошел с ума? Так нет же, не получалось – деньги и лекарство были реальными. Что, если Ири с Мейт – имена скорее всего не настоящие, но Ше-Киуно мысленно продолжал их так называть, – что, если парочка каким-то образом вышла на след его благодетеля? И теперь они рассчитывают, что он, этот таинственный меценат, заплатит за Ани выкуп? Но если так…
Забыв о боли, Ани принялся суетливо ощупывать доски над головой. Нет, это был не щит и не навес. Потолок. Самый настоящий потолок, только очень низкий, давящий на затылок. Дернувшись в сторону, Ше-Киуно прижал ладонь левой руки к стене. Оставив правую руку поднятой, он медленно, босой ногой ощупывая земляной пол, двинулся вдоль стены. Ани пытался успокоить себя, убедить в том, что его просто бросили где-то под навесом и нужно всего лишь идти вдоль стены, чтобы выйти на открытое пространство. И в какой-то момент это ему почти удалось. Но, сделав только пять шагов, Ше-Киуно уперся в угол. Стараясь не поддаваться панике – все может быть, в этом мире все может быть, – Ани повернул и пошел дальше. Над головой по-прежнему нависал потолок. Еще восемь шагов – и снова угол. Ше-Киуно еще раз повернул и торопливо – боль вытеснил страх, но бежать в положении полуприсяда было крайне сложно – кинулся вдоль стены. Восемь шагов – третий угол. Восемь шагов – четвертый. Все, он в замкнутом пространстве. Во тьме.
Ше-Киуно упал на земляной пол. Сначала на колени, затем лбом, щекой в грязь. Ужас прижал Ани к земле, раздавил, расплющил. Уродливый зародыш, скорчившийся в ожидании смерти. Ше-Киуно готов был вынести все, что угодно, только не это – не темноту, в которой таились призраки Ночи. Его корежило и ломало, он извивался как червь, рвотные спазмы стягивали желудок, но даже проблеваться он был не в состоянии.
Сколько прошло времени – кто бы знал. Ше-Киуно то корчился в судорогах, то исступленно орал что-то нечленораздельное, непонятное даже ему самому, то вдруг затихал и лежал точно мертвый – ни мыслей в голове, ни боли в сердце. Порой он вскакивал на четвереньки и принимался бегать кругами, задевая стену плечом, по углам тычась в доски лбом. Ему казалось, что он ищет выход, но на самом деле в том, что он делал, не было ни капли смысла. Им руководил уже не разум и даже не инстинкт, а первобытная тьма, что обычно лежит тонким слоем пыли на самом дне подсознания – человек ведь страшно не любит вспоминать о том, что по своей биологической природе он всего лишь зверь, загнанный в клетку условностей, именуемую культурой. Животное естество присутствует в любом из нас, но далеко не каждому доводилось хотя бы однажды наблюдать, как зверь вырывается на свободу. Ше-Киуно вполне осознанно хотел превратиться в животное – он надеялся, что тогда призраки Ночи не узнают его и оставят в покое. Пока он не видел ни одного из них, но оно и понятно – кругом была кромешная мгла, а для того, чтобы увидеть преследующее тебя чудовище, требуется хотя бы слабый отсвет искры, вспыхнувшей в почти невообразимой дали. В полной темноте призрака не увидишь, потому что сам он и есть тьма.