На испытаниях

Из служебного здания вышел высокий вялый летчик в обвисшем комбинезоне. Скворцов подошел к нему.

- Послушайте, где тут все ваше начальство?

- А что?

- Мы с группой сотрудников и багажом прибыли для специального рейса в Лихаревку. Полетный лист у меня. Вылет назначен на шесть сорок. Почему не дают вылета?

Скворцов говорил с военным щегольством, подчеркивая официальность и беглость речи. Летчик, не отвечая, уминал табак в трубке.

- Кто командир корабля? - спросил Скворцов.

- Ну, я, - неохотно ответил летчик.

- Я вас спрашиваю, когда вылет?

- Когда полетим, тогда и полетим.

Скворцов обозлился:

- Потрудитесь отвечать, как полагается, и назвать себя.

Летчик неохотно вытянулся:

- Командир корабля лейтенант Ночкин.

- Так вот, товарищ лейтенант, я вас спрашиваю: почему задерживаете рейс?

Летчик снова обмяк в своем комбинезоне и задумчиво сказал:

- Погоды не дают.

- Ерунда! Я справлялся на метео: погода есть. В чем дело?

Лейтенант Ночкин указал трубкой на Лиду Ромнич:

- Членов семейства на борт не беру. Не имею права.

- Что за бред! Это не член семейства, а конструктор боевых частей. Конструктор Ромнич. Неужели не знаете? Эту женщину во всем Союзе знают.

- Не знаю, - сказал Ночкин. - Все равно - женщина. С женщиной на борту не полечу. Пока не будет специального распоряжения.

- Так она же внесена в полетный лист! Смотрите, под номером пять Ромнич Л.К.

- Мало ли что внесена. В полетный лист и кошку внести можно.

Ночкин стукнул трубкой по колену, отвернулся и пошел к небольшой двустворчатой будке, ярко сверкавшей на солнце свежими буквами "М" и "Ж". Не туда же за ним идти? Скворцов вернулся к ожидающим.

- Что там за задержка? - спросил генерал.

- Командир корабля лейтенант Ночкин отказывается брать женщину на борт.

- А разве с нами женщина?

- В некотором роде. Ромнич, конструктор боевых частей.

- Вот уж истинно сказано, - съязвил Чехардин, - "где кончается порядок, начинается авиация". На вашем месте поставил бы я этого Ночкина по стойке "смирно", по уставу, как положено стоять перед старшим по званию...

- Нет, - возразил Скворцов, - это, знаете, не в духе наших авиационных традиций. Устав уставом, а командир корабля при всех обстоятельствах персона грата. На него словно бы устав не распространяется... Впрочем... Поговорили бы вы с ним, товарищ генерал!

- А я чем могу помочь?

- Все-таки генеральские погоны...

- Ну, ладно уж. Иверскую подняли, - сказал генерал, вставая, и двинулся в сторону будки.

- Эх, авиация! - опять желчно поддразнил Чехардин. - Это даже у Теркина отмечено: "Лишь в согласье все подряд авиацию бранят..."

- К сожалению, на пушке не полетишь.

- Что верно, то верно.

- Вот увидите, генерал Сиверс его уговорит.

Тем временем лейтенант Ночкин уже возвращался из будки. Генерал Сиверс подошел к нему. Ночкин вытянулся, держа трубку у колена.

- Здравия желаю, товарищ генерал.

- Здравствуйте. Если не ошибаюсь, лейтенант Ночкин?

- Так точно, товарищ генерал.

- А это что у вас, лейтенант Ночкин? - спросил генерал Сиверс, указывая тонким, ехидно искривленным пальцем на самолет.

- Самолет, товарищ генерал.

- А, самолет? А я думал - летучий мужской нужник.

- Какой нужник, товарищ генерал?

- Мужской. Знаете? "М" и "Ж". Напрасно вы на дверце своего самолета не изобразили "М". Было бы куда проще.

- Я вас не понимаю, товарищ генерал, - мучаясь, сказал Ночкин. - Это самолет, а не нужник.

- Нет, видимо, зрение вас обманывает, и это именно нужник.

Ночкин стоял, мрачно уставившись в землю.

- Вы шутите, товарищ генерал?

- Что вы, это не я шучу. Это шутка великого математика Давида Гильберта. Слыхали про такого?

- Никак нет, товарищ генерал!

- Ну, вот, - горестно вздохнул Сиверс. - Придется мне заняться вашим образованием. Слушайте. В прошлом столетии знаменитая женщина-математик Эмми Нетер, ранга нашей Софьи Ковалевской... тоже не слыхали?

- Никак нет, товарищ генерал.

- Эх вы! Так вот, когда Эмми Нетер баллотировалась в профессора Геттингенского университета, ученые мужи вашего типа отклонили ее кандидатуру: она-де женщина, а членом университетского сената женщина быть не может. Узнаете аргументацию, а?

- Так точно, товарищ генерал.

- И тогда великий математик Давид Гильберт, о котором вы никогда не слыхали, что не мешает ему быть великим, задал вопрос председательствующему. - Тут генерал быстро и отчетливо произнес несколько слов по-немецки. - Вы меня поняли, лейтенант Ночкин?

- Никак нет, товарищ генерал. Английский с школы не повторял, подзабыл.

- К вашему сведению, это был не английский, а немецкий, и означало это следующее: "А что, сенат разве баня, что в него нет хода женщинам?" Не правда ли, остроумно?

- Так точно, товарищ генерал.

- Ну, а теперь, вооруженный передовой теорией, я полагаю, вы полетите с женщиной на борту?

- Полечу. Извиняюсь, товарищ генерал.

- Кстати, усвойте, лейтенант Ночкин, поборник патриархата: говорить "извиняюсь" невежливо. Это значит: "извиняю себя", "снимаю с себя вину". Люди воспитанные говорят: "Извините" или "Извините, пожалуйста", а по уставу: "Виноват". Поняли?

- Понял. Извиняюсь, товарищ генерал. Разрешите идти?

- Что ж делать с вами. Идите.