На испытаниях

— Ну, это что за звук. Скучно мне даже слушать тебя, братец ты мой.

— А ты с большим звуком стрелять умеешь? — заинтересовался Сережа.

— И с каким еще! Слышал, недавно ударило? Это мой был звук. Я умею стрелять из самой большой пушки, какая есть.

— Ты что же, солдат?

— Нет, генерал.

— Врешь. Генерал — он большой такой, золотой, красный, а ты серый.

Сиверс вздохнул и согласился:

— Я серый.

Тут неожиданно раскрыл рот Сережа побольше и спросил басом:

— А из пакеты ты умеешь?

— Это он говорит «пакета» вместо «ракета». Смешно? — сказал Сережа поменьше.

— Не смешно, — строго ответил Сиверс. — И вообще, довольно демагогии. Живо из воды, поняли?

— Все равно я тебя не боюсь, — храбро заявил Сережа-маленький.

— Господи, согрешишь тут с вами.

Генерал Сиверс разулся и полез в воду. Было мелко, до колен, брюки он подвернул и почти не замочил. Мальчики довольно послушно дали ему руки и вышли на берег. С обоих обильно текла вода. Сиверс снял с них одежонку и неумело, по-мужски, выжал. Как их вести, голыми, что ли? Он подумал и надел на мальчиков трусы, а майку и кофточку дал им в руки — нести. Какие разные ребята! Сережа побольше — крепенький, укладистый, как туго набитый тючок. Сережа-маленький — розовый, голубоглазый, похожий на новенькую перламутровую пуговицу.

— А ружье? — спросил маленький.

Сиверс надел ему ружье на прохладное молочное плечико.

— За мной, орлы!

Мальчики доверчиво подали ему маленькие холодные руки.

— Фу, до чего перекупались! Пошли домой. Где вы живете?

— На белом свете, — ответил Сережа-маленький.

— Остроумно, но неопределенно. Покажи пальцем, где ты живешь.

— Там, — махнул Сережа маленький по горизонту. — Где кустья.

«Кустьев» нигде не было видно. Генерал Сиверс подумал, вздохнул и двинулся по дорожке направо. Маленькие холодные руки лежали у него в руках, как влажные камешки.

— Знаешь, — говорил Сережа поменьше, — я тоже умею из ракеты. Я все умею. Когда буду большой, я всех постреляю.

— Ну уж и всех. Это ты брось.

— Вот увидишь, постреляю.

— Остается надеяться, что я до этого не доживу. Слушай, ты, будущий мировой убийца, как твоя фамилия?

Сережа подумал, огорчился и сказал:

— Забыл.

— Зайцев его фамилие, — вдруг сказал Сережа побольше. — А мое — Иванов.

— Ай да Сережа, — похвалил его Сиверс. — Умница!

— А он совсем не умный, — ревниво сказал маленький. — Он букву «рэ» не говорит. Знаешь, как он говорит? «Волона кличит кал!» Смешно?

— Я уже тебе сказал: не смешно. Не следует смеяться над недостатками своих ближних.

Внезапно Сережа-маленький остановился и протянул Сиверсу свою мокрую кофточку.

— Ты чего?

— Не могу больше нести кофту. Она тяжелая.

— Что же с тобой делать, братец? Давай понесу.

Навстречу шел офицер.

— Сережа, это не твой папа?

— Дай посмотрю. Нет, не мой.

— Послушайте, майор, — крикнул Сиверс, — вы не знаете, чьи это дети?

Майор остановился, несколько задетый бесцеремонностью обращения, и равнодушно оглядел ребят.

— Этого не знаю, а тот, поменьше, как будто полковника Нечаева внук, начальника штаба. А откуда вы их взяли?

— В воде нашел.

Майор засмеялся:

— Ведите скорей домой, их, верно, ищут.

— А где он живет, наш Нечаев?

— Вон там, в домах начсостава.

Сиверс поблагодарил и повел мальчиков в указанном направлении.

— У меня нет папы, только мама, — рассказывал Сережа-маленький. — У меня был папа, даже два, а теперь ни одного не осталось.

— А мама здесь?

— Не, уехала в Москву. На самолете.

— Ты что же, с дедушкой живешь?

— Больше с бабушкой. Бабушка мне эту кофту пошила, которую ты несешь.

Мокрая кофта прохладно висела на согнутом пальце генерала.

— Тебе не холодно? — спросил он.

— Не, тепло. Ведь мы идем на юг.

— Откуда ты знаешь?

— Я все знаю. Есть юг и север. На юге жарко, на севере холодно. А еще есть восток и запад, там средне, не жарко, не холодно, просто тепло.

— Да ты, брат, образованный!

— Я все знаю. Вот мама у меня глупая. Не очень, а так, немножко глупая. Я ей говорю, а она не слушает. Я спрашиваю: «А машины кверх ногами ходят?» А она говорит: «Ходят». А сама плачет. Смешно?

— Я уже говорил: не смешно.

Сережа примолк, а потом сказал:

— У меня жена и пять детей. Я их не бросил.

Вокруг дома начсостава, как грибы на опушке, разрослись деревянные бараки, покосившиеся, сумрачные, с антеннами на крышах. Из одного барака выбежала женщина лет тридцати, растрепанная, в пестрой юбке. Она метнулась к ним, как птица, упала в пыль и крепко обхватила Сережу побольше:

— Сереженька, куколка моя, ягодка ненаглядная, нашелся, родной.

Она плакала, резко мотая сухими мятыми волосами.

— Вы за ним лучше смотрите, — сказал Сиверс.

— Ой, гражданин хороший, вас-то я и не заметила! Это вы их привели? Где ж вы их разыскали?

— В реке.

Женщина побледнела и встала, отряхивая юбку.

— В реке? Надо же! Это все Зайцев, его так к воде и тянет! Говорила я тебе, — накинулась она на своего Сережу, — не ходи с этим бандитом! Он тебя хорошему не научит. Это есть бандит.

«Бандит» скромно стоял, глядя на свои маленькие ноги.