На истребителе

Аэродром мы нашли. На нём чернели остовы нескольких сожжённых «фокке-вульфов». После разминирования лётного поля и места стоянки машин мы всей частью перелетели сюда. Наши войска уже подходили к Одеру. Танки, с которыми мы взаимодействовали, круто повернули на юг, в Верхнюю Силезию, а нам поручили прикрывать стрелковые дивизии, быстрым броском форсировавшие Одер в районе Олау и Брига. Начались воздушные бои за Одером. Больше всего мне приходилось в это время командовать боями по рации наведения. Иногда я летал сам с очередной шестёркой или восьмёркой самолётов.

Воздушная обстановка на этом этапе борьбы была своеобразна. Болотистые берега Одера, раскисшая во всей округе местность не позволяли нам сидеть близко от фронта. На полёт к полю боя и обратно, то есть на «холостой» маршрут, уходило довольно много времени. Между тем немцы, располагая вполне оборудованной аэродромной сетью стационарных авиабаз, находились гораздо ближе к линии фронта, чем мы, а значит у них были большие возможности использовать для полёта даже самое малейшее улучшение погоды. Кроме того, подавляющее большинство боёв возникало, развивалось и заканчивалось на низких высотах. А это значило — и боевые порядки, и всё маневрирование надо строить иначе, нежели раньше. Было над чем подумать и мне как командиру, и всем лётчикам нашей части.

Острота воздушной обстановки усугублялась ещё и тем, что немцы с каждым днём старались усилить своё сопротивление, перебазируя к Одеру истребительные и бомбардировочные эскадры с Западного фронта — и, в частности, с небезызвестной Линии Зигфрида. Борьба в воздухе развивалась одновременно в трёх направлениях: над переправами через Одер; над боевыми порядками нашей пехоты и танков; наконец, в глубине расположения противника — над автострадой Бреслау — Берлин и другими главнейшими коммуникациями немцев. Воздушные бои над переправами через Одер мы старались организовать в теснейшем взаимодействии истребителей с дивизионами зенитной артиллерии. Немцы стремились атаковывать наши переправы при низкой облачности, в дождь, когда манёвр наших истребителей, естественно, оказывался ограниченным малыми высотами. Тут на помощь нашим лётчикам приходили зенитчики. В то время, как воздушные патрули брали на себя сковывание вражеских истребителей прикрытия и борьбу с главными силами немецких штурмовиков, зенитчики уничтожали прорывающиеся к переправам немецкие самолёты. Это был довольно эффективный приём. Зенитчики тех стрелковых частей, которые первыми форсировали Одер выше Бреслау, за короткий срок сбили около сотни немецких самолётов. Благодаря совместным, хорошо согласованным усилиям истребителей и зенитчиков немцам не удалось разрушить ни одну из наших переправ.

В  боях, разыгравшихся непосредственно над войсками, характерным было массовое уничтожение немецких бомбардировщиков. Немцы пытались группами по нескольку десятков самолётов воздействовать на войска, оказать помощь своей обороняющейся пехоте. Но наши истребители рассеивали отряды вражеских бомбардировщиков до подхода к полю боя.

Действуя по примеру истребителей, наши бомбардировщики и штурмовики умело отражали вражеские контратаки. Попав в весьма сложные условия, исключительное мужество и умение проявил экипаж пикирующего бомбардировщика соседней с нами части. Возвращаясь с охоты на берлинской автостраде, он был атакован восьмёркой «мессершмиттов». Немцы зажали одиночную машину в «вертикальные клещи»: четыре истребителя атаковали её сверху, а четыре — снизу. Неравный бой длился десять минут. Благодаря слаженности действий экипажа все атаки врага были отражены. Мало того, лётчик Григорьев, штурман Аученков и стрелок Квачёв бортовым огнём сбили три «мессершмитта». Командующий наградил экипаж орденами.

С каждым днём росло количество самолёто-вылетов, производимых нашими лётчиками. На маршрутах к Берлину, всё глубже и глубже проникая в Германию, появлялись не только скоростные самолёты, но и лёгкие «поликарповы». Однако интенсивность нашей лётной работы опять стала лимитировать погода. Теперь, когда дело вплотную приблизилось к весне, — а весна в тех районах, где мы действовали, наступает рано, — выдавались яркие, солнечные дни с высоким синим небом. Но почва на аэродромах разбухла, размокла. Трудно было взлетать, но ещё труднее — приземляться.