На юг, к Земле Франца-Иосифа!

Как я уже говорил, первоначально у нас составилось очень простое представление: мы еще не нашли зимовки Джексона и находимся в становище Седова. Немного смущало, правда, обилие разного старья и запущенность построек, но часть хлама была еще закрыта снегом, а кроме того, мы это объясняли спешным уходом зимой, при вторичном посещении Флоры. Судно же Седова, должно быть, вернулось в Архангельск, высадив экспедицию на мыс Флора, как это предполагалось, в 1912 году. В этом году судно должно прийти; в тех банках, привешенных к дому, находится почта на случай, если бы санная экспедиция вернулась позже прихода судна. Как могло у меня составиться такое ложное представление, я, право, не могу себе объяснить. Дом, очень хорошо сохранившийся снаружи, которому, право, можно было дать на первый взгляд скорее год, чем двадцать лет, две надписи Седова, наше предвзятое ожидание найти только развалины становища Джексона, почта, оставленная Седовым, две или три пустые банки из-под русских консервов, найденные в усадебке, где мы жили, – вот те первоначальные причины моего заблуждения, в котором я был дня два. Однажды, забравшись в большой дом, который очень походил внутри на помойную яму и в котором слой грязи и льда был толщиною до двух футов, у одной стены, в закоулке, за грязными заплесневшими койками, мы нашли вместо обоев какой-то сгнивший лоскут. Он был невелик, и внутри дома нельзя было разобрать ни материала, из которого он сделан, ни цвета его. Но рассматривая эти лохмотья при свете солнца, мы увидели, что это сукно, совершенно истлевшее и когда-то зеленого цвета. Внезапно я припомнил, что Нансен, описывая жилище Джексона, говорит, что степы его были обтянуты зеленым сукном.

В середине большой комнаты стоит хорошая чугунная печъ, и к потолку над ней аккуратно прибиты деревянные планочки, назначение которых ясно: сушить над печкой намокшее платье. Нансен тоже про это пишет. Присмотревшись к стенам, потолку, кухне, отделенной переборкой от главного помещения, я уже нашел, что дом далеко не так молод, как показался мне первоначально, благодаря предвзятым ожиданиям. Конечно, это дом Джексона! А с другой стороны, и не похоже… У того было чистое, удобное помещение, «масса места», как говорил он Нансену при встрече, а людей с ним было немного. А здесь устроены койки в три ряда, одна под другой, человек на сорок или тридцать пять. Какие-то переулки, закоулки, темнота. С одной стороны, как будто здесь было и хорошее помещение, а с другой стороны, – и скверное. Койки сбиты даже из плохо строганных досок, кое-как, наспех, матрацы на них сгнили до того, что их приходится сбрасывать лопатой, а около стоит хорошее кресло.

Прекрасный удобный стол, может быть, когда-то служивший письменным, грубо починен обрезком нестроганной доски. К потолку привешены на проволоках и прибиты гвоздями против каждого паза между досками длинные, кое-как согнутые из жести желоба, так как, должно быть, крыша и потолок протекали. Весь потолок был увешан этими некрасивыми заржавленными желобами. У каждой койки наспех сделаны полочки и ящики, в которых во всех были грязные банки и пузырьки с различными лекарствами, и, должно быть, ими частенько пользовались. Нет, положительно, в таком грязном, запущенном, нездоровом помещении не мог жить Джексон, этот джентльмен, который, говорят, к обеду выходил во фраке. Ясно, что здесь было за двадцать лет двое, а то и больше хозяев. Сначала устраивалось удобное, светлое помещение, обставлялось с комфортом, обтягивались стены сукном, предусматривалась долгая, в течение нескольких зим, жизнь при приличных условиях. Такое помещение и застал Нансен.

Но вот после уже, откуда-то появились какие-то другие люди: их было много, явились они поздно, надо было торопиться, чтобы как-нибудь устроиться, поместиться всем до наступления зимы. И стали они наспех делать эти трехъярусные койки-гробы, приколачивать к потолку эти жестяные желоба, так как потолок к тому времени уже протекал. У них, должно быть, было несколько лошадей, скелеты и черепа которых мы видели в разных местах около амбара и «цирка». Поломанные нарты, которые мы видели на свалке, были слишком велики для собак – они предназначались для лошадей. В доме, на стене, висит уздечка, тут же рядом нашли мы винтовку, заржавленную до того, что для употребления она не годилась. На этой винтовке, на прикладе выжжено клеймо: «Полярная экспедиция Циглера». Такое же клеймо и на лежащем в доме топоре, на длинной ручке.

Нет, положительно, своим грязным запущенным видом дома обязаны не седовской экспедиции. Надо было много времени, чтобы сгнили эти матрацы и лохмотья одежды. Эта экспедиция была раньше седовской. Как спешно она пришла, так же спешно и ушла куда-то, не убрав грязи, не заколотив хорошенько окон и не закрыв крепко дверей. И, по всей вероятности, это была экспедиция Циглера, совершенно мне не известная. Откуда и куда шел этот таинственный Циглер или его экспедиция?