На юг, к Земле Франца-Иосифа!

Тут началось что-то невообразимое: вода так и кипела, вся окрашенная кровью, моржи с ревом кружились около убитого моржонка, он, по-видимому, тонул, и взрослые моржи его поддерживали зачем-то на поверхности воды, суетясь около него, то скрываясь под водою, то показываясь вновь. Один из моржей, должно быть, самец, по временам со страшным ревом бросался в нашу сторону с таким угрожающим видом, что мы невольно пятились по льду назад и стреляли в эту группу. Такая кутерьма, в которой нельзя было разобрать, кто нападает и кто защищается, продолжалась минут пять, потом все три моржа скрылись под водой, а у нас патронов стало меньше. Когда мы успокоились от сильных впечатлении этого морского боя и поплыли на каяках дальше, то долго еще оглядывались по сторонам, не покажется ли где-нибудь морда моржа.

Часов а 9 вечера мы подошли к острову Белл.

Выходя из каяков, мы убедились, что Нильсен уже не можем ходить; он падал и старался ползти на четвереньках.

Когда к нему обращались с вопросами, он не понимал их; это было видно по его глазам, которые стали совершенно бессмысленными и какими-то испуганными.

Устроив нечто вроде палатки, мы затащили туда Нильсена и закутали в свое единственное одеяло. Он все намеревался куда-то ползти, но потом успокоился, временами только что-то хотел сказать, но у него, кроме мычаний, ничего не выходило.

Нильсен – датчанин; он поступил к нам на «Св. Анну» еще в Англии при покупке судна и тогда не говорил ни одного слова по-русски.

В течение двух лет он постепенно научился довольно хорошо говорить и все понимал. Со вчерашнего дня он как-будто забыл русский язык, но теперь, я думаю, он вообще ничего не соображает, а в его мычании вряд ли и датчанин нашел бы членораздельную речь. Больше всего поражают меня его бессмысленные, полные ужаса глаза, глаза человека, потерявшего рассудок. Когда мы сварили бульон и чашку его дали Нильсену, то он выпил полчашки, но потом опять лег. Мы почти не сомневались, что к утру Нильсен помрет. Жаль человека, очень неглупого, старательного и хорошего матроса. Луняев говорит, что у Архиреева все признаки болезни были те же. Все легли спать, а я, взяв винтовку, пошел к утесам посмотреть оттуда на мыс Флору.

Воскресенье, 6 июля

Как мы ожидали, так и случилось. Проснувшись утром, мы увидели Нильсена уже окоченевшим. Никто из нас ночью не слыхал ни возни его, ни стона. Он даже не сбросил одеяла, которым мы накануне завернули его. Лицо его было спокойно и не обезображено предсмертными муками, и странно, но на нем не было заметно той страшной желтизны или восковой бледности, которая делает ужасным лицо поконника. Лицо Нильсена было, как у живого, разве что только краска лежала па нем слишком резкими пятнами. Но с первого взгляда это не бросалось в глаза, и Нильсена можно было принять за живого спящего человека, если бы не приоткрытые мертвые глаза и не окоченелость тела. По-видимому, он умер спокойно, тихо, как заснул, не приходя в сознание.