На южном берегу

Последнее Роберто говорил, уже глядя не на Лесю, а куда-то мимо нее, в пространство. Голос его зазвучал неуверенно, но появилась в нем и какая-то твердость. Так, глядя в никуда, он замолчал совсем.

— Не знаю. Если все это правда, то, может, и да. А может, и нет. Не знаю, Роберто. Тут выяснить совсем не просто. Но, наверное, в чем-то совпадают, если мы с тобой сидим именно здесь.

И она, улыбаясь, взглянула на Роберто. По лицу юноши разлилась смущенно-счастливая улыбка. Он смотрел на Лесю, тянулся к ней, глаза его светились. Леся отметила, что он очень красив, красив, что удовольствие видеть этого парня, обычная симпатия, пляжное знакомство вдруг стали оборачиваться чем-то жизненно важным и необходимым для нее.

— Леся! Роберто! Покажите, как вы влезали! Мы тоже хотим к вам!

Сразу все сломалось. Оба опомнились. Их звала Ляля.

После охов и ахов, с помощью Леси вверху и Сашка внизу, на камне появилась Ляля, а потом — Сашко.

— О, наконец! Спасибо, Леся! Ой, как вы сюда взбираетесь! Да еще и прыгаете. Ну нет. Я бы не смогла. Леся, ты молодец. Ой, как здесь хорошо! Как отсюда все видно! О, Роберто, ты что, спишь?

Роберто лежал, закрыв глаза.

— Сплю! — отрезал он.

— Хорошо устроился. Испанский гранд на гранитном ложе. А ты не простудишься? Уже вечереет, и камень остывает.

— Не волнуйся, не простужусь. А простужусь — значит, так и надо.

Роберто говорил это с нажимом, чуть ли не сердито.

— Чего это ты такой хмурый? Вы что тут, поругались?

— Что ты так всем интересуешься? Мы тут как раз дрались, когда вы пришли.

На этот раз в тоне Роберто звучало уже неприкрытое раздражение.

— Ты чего рычишь, Роберто? Что с тобой? — удивилась Леся. — Какая муха тебя укусила?

Роберто улыбнулся.

— Я не рычу, просто задумался, а она вырывает меня из мира моих мыслей…

— И этот мир тоже существует? Как биоволны? Все, все, шучу...

— Послезавтра утром едем в Судак, — сказал Сашко. — Сегодня Каминский объявил.

— Это наверное? — переспросил Роберто.

— Уже точно. На три дня. Потом еще два дня здесь — и домой. Конец Алуште. Еще в Черновцы поедем.

— Как быстро летит время. Мы здесь уже двенадцать дней, а кажется, приехали только позавчера.

А мне не кажется. Я недавно приехала, а такое впечатление, что уже давно с вами, с вашей группой, — сказала Ляля.

Никто не ответил.

VIII

«23 августа

Дорогой Леня!

Почти целую неделю не писал тебе и вот сейчас наконец выбрал время, чтобы сесть за письмо, но еще не знаю, отошлю ли его. Хочется столько всего написать, столько всего рассказать, что это не уместится ни в каком письме. А кроме того, я сейчас остро почувствовал, что мне просто не хватает слов. Я еще не могу как следует оформить свою мысль, выразить свое состояние. А на бумаге особенно. Когда говоришь, то кажется — тебя понимают, а если вдруг заметишь, что нет, — можно что-то добавить, пояснить и т. д. А написанные слова становятся мертвыми, прикипают к месту, и когда я перечитываю свое только что написанное письмо, то временами дивлюсь: я ли это написал, ведь хотел вроде бы написать иначе. Но на переписывание меня не хватает, и, конечно, я письмо отправляю.

А вот сейчас я сел за письмо, и меня сразу же начала мучить мысль: воспринимаешь ли ты написанное мной, как я сам, или совсем по-своему. А в разговоре разве не так? Я имею в виду, что все сказанное о письмах можно отнести и к разговорам, которые мы ведем.

У меня сегодня какой-то удивительный день. Собственно, заняты мы были всего полдня, так что день хороший, но у меня с самого утра все валится из рук, я спотыкаюсь, говорю не то и чувствую себя так, будто что-то во мне сдвинулось и я не могу попасть с самим собой в ногу. (Ой, снова что-то не то пишу! Но буду писать все подряд, потому что мне это сейчас необходимо, а там уж как получится. Поймешь — прекрасно, а нет — так тому и быть!)

А все потому, что на меня, едва я проснулся, свалились эти мысли. Понимаешь, я пошел умываться на море — мы все ходим на море поутру, ну, наша компания, — и обратил внимание на разговор между Виталием и Роберто.

— Может, и нехорошо, что тебя не взяли в армию, Роберто. Наверное, только собственный опыт помогает человеку сориентироваться в жизненном коловращении. Как ни объясняй другому, что надо так, что этого нельзя, что таким не надо быть, а вот так не стоит воспринимать окружающее, он понимает все это теоретически. А в армии — чистая практика. Пройдя через трудные, а в данном случае очень трудные условия, больше знаешь, точнее воспринимаешь все, что тебя окружает. И себя самого.

— Я же не виноват, что меня не взяли в армию. Не я себе вставил сердце справа! Но, раз уж этот опыт мне теперь недоступен, как-нибудь проживу! Между прочим, девчата передавали тебе привет. Спрашивали, почему ты не пришел, и вообще, так сказать, интересовались тобой. Кстати, вот женщины в армию не идут. Значит, и опыта соответствующего у них не бывает. А между тем какие чудесные те же наши девчата.